Впервые Эммелин задумалась, отчего ищет ответы на свои вопросы у обитателей лесов и подземелий, если ее собственная история началась совсем в ином месте, ничуть не похожем на лесную чащу или нутро Холма.
Ей захотелось окликнуть Иво, который упорно хранил молчание, и спросить, зачем Зимняя Охота кружит над людским поселением. Но не успела: охотники устремились прочь от усеянных россыпью огней площадей к околицам, освещаемым только отблесками северного сияния. Лошади спускались все ниже и ниже и вскоре Эммелин уже могла заглянуть в окна верхних этажей – городские дома были куда выше привычных ей деревенских приземистых жилищ. В одном из окон она успела заметить свет и движение: двое или трое ребятишек приникли к окну, глазея на сияние в небе; должно быть, их родители были уверены, что в столь поздний час дети мирно спят в своих постелях. Вереница охотников черным вихрем промчалась мимо их окна, и Эмме увидела, как исказились в криках ужаса детские лица: наверняка ничего страшнее они в жизни своей не видали. «И я тоже виновата в их страхе, - подумала Эммелин с искренним сожалением. – Ведь мое лицо наверняка превратилось в такую же жуткую маску смерти, что и у остальных».
А Зимняя Охота металась по узким улицам, наводя ужас на случайных зевак, пока не остановилась на старом городском кладбище с покосившимися каменными надгробиями, занесенными снегом. Вид заброшенных могил отчего-то был приятен глазу всадников: это чувствовалось по тому, как замедлилась поступь лошадей, как торжествующе завыли гончие псы. К их вою добавились пронзительные и печальные голоса охотничьих рогов: народ Холма, потесненный людьми, сегодня напоминал смертным, что людской век короток и мимолетен.
Зашумел в деревьях усиливающийся ветер, потемнело переливчато-зеленое небо – охотники привели в ненавистный им людской город жестокую зимнюю бурю, набравшую силы на равнине. Магия короля Людуэна возрождалась из небытия, власть Холма укреплялась, и всем надлежало вспомнить былые времена - об этом извещали горожан голоса охотничьих рогов и вой ветра. Эммелин испуганно оглянулась, ожидая, что увидит, как башня-гора нависла над городом, закрыв собой все небо - но там была лишь стена снега, а за ней – ночная тьма.
С радостными криками и смехом охотники пришпорили своих лошадей и помчались прочь, подхваченные дыханием ледяного ветра.
…Лекарка оделась и вышла из дома,
Ступила на камень, чтоб влезть на коня.
И к гостю за спину уселась ночному,
Вцепилась за плащ, будто он ей родня.
Проехали молча до самого лога,
Но тут на старуху напал жуткий страх.
Промолвила: «Брауни видели злого.
Он водится здесь, прячась в травах, кустах»
Но спутник ей только в ответ рассмеялся:
«Ты, тётушка, зря не болтай всякий вздор.
Того, кто с тобою сейчас повстречался,
Уродливей нет, в этом весь разговор»
«Фэрн-Дэнский брауни», шотландская народная сказка (в пер. С. Лоэра)
И вновь Эмме ошиблась, подумав, что теперь-то всадники, исполнив волю короля, вернутся в родные края. Город, совсем недавно светившийся праздничными огнями, скрылся во тьме и метели, и Зимняя Охота не стала дожидаться утра, чтобы посмотреть, сколько бед принес их дар. Напротив, они торопились уйти от снежной бури, на просторы, где небо все еще переливалось синью и зеленью. Вскоре Эммелин уже могла рассмотреть, что они скачут над холмами, покрытыми ровным гладким снегом – здесь почти не было лесов и рощ, и лишь изредка попадались крошечные поселения, прячущиеся в лощинах.
Сегодня ни один неразумный храбрец не решился встретить полночь в пути, и всадники с досадой перекликались, указывая на пустынные просторы: им не хотелось охотиться на зверя в праздничную ночь – человек стал бы куда более ценной добычей!
От досады всадники хлестали ни в чем не повинных гончих псов, пришпоривали лошадей, что есть силы, чтобы забыться в бешеной скачке. «Да что же за пакость им еще пришла на ум?!» - мысленно вскричала Эмме, поняв, что Охота придумала какую-то новую ночную забаву – стремительное движение ее больше не казалось кружением-поиском над снежной пустыней. Долго гадать ей не пришлось: за белыми холмами показалась полоса непроницаемой черноты, над которой северное сияние было особенно ярким и многоцветным. То была бескрайняя водная гладь – море; о нем Эммелин читала в тех немногих книгах, по которым обучали премудростям младших Госбертов. Но в книжных описаниях оно никогда не представало столь страшным и мрачным. Берег крутым нескончаемым обрывом уходил вниз, и там, в темной бездне, глухо рокотали, бились о скалы волны; казалось, нечто огромное и живое ворочается и стонет, не в силах обрести покой. Пусть даже Зимняя Охота вольно летала над землей и не боялась бури, Эммелин вздрогнула от мысли, что всадники могут направить коней за обрыв.
Но у Охоты была иная цель: спустившись с небес к земле, она помчалась вдоль обрыва, у самой пропасти. Эмме слышала, как стучат копыта по мерзлой земле, как падают вниз камни. «Здесь, должно быть, проходит граница владений короля, - подумала она. – Море не в его власти». Глаза ее постепенно привыкали к чередованию зеленоватого света и непроглядной тьмы – или же зрение обострялось? – и она решилась посмотреть вниз.
Поначалу она различала только мутные блики на воде, блеск мокрых камней и белую пену, но потом ей показалось, что там угадывается и другое движение – мерцание черной чешуи, извивающиеся змеиные тела, острые сверкающие зубы, бледное свечение глаз. Огромные морские змеи охраняли чужое для Охоты королевство, и среди стона волн слышалось их угрожающее шипение, лязг острых клыков – всадники вели себя дерзко и непочтительно, горе им, если граница все же будет нарушена!..
Эммелин прижалась покрепче к жениху – слишком близко был край пропасти, - а тот, словно не замечая ее страха, пришпорил коня, чтобы вырваться вперед, обойти всех прочих в безумной гонке. Это было нисколько не похоже на Иво, которого знала Эмме, и она заподозрила, что Охота меняет участников не только внешне. В хромом принце порой проявлялись отчаянная бесшабашность и вспыльчивое упрямство, но сейчас подгонять призрачную лошадь его заставляло что-то иное.
Охотники один за другим оставались позади, кромка обрыва осыпалась под ударами копыт, а впереди уже виднелась плосковершинная скала, вдающаяся в море, как нос корабля. Именно туда направлял свою лошадь Иво, хоть остальные уже уходили в сторону от берега, вдоволь подразнив и разозлив морских стражей.
«Но зачем? Что он желает показать?.. Доказать?..» - в растерянности подумала Эмме, хватая ледяной воздух пересохшими губами. Что-то подсказывало ей: Иво нарушает неписаные правила охотников и совершает то, что даже они считают опасным и неразумным. Конь хрипел, изворачивал по-змеиному шею, но получал только удары шпорами в бока, понукающие его мчаться вперед и вверх.
-Нет! Не надо!.. – наконец-то у Эмме получилось выкрикнуть хоть что-то, но ветер унес ее слова, а Иво даже не вздрогнул.
Край пропасти над морем неумолимо приближался, и пусть даже конь совсем недавно летел по воздуху так же легко, как сейчас скакал по земле, сердце Эммелин замерло, как перед неизбежным падением.
Рывок – и конь с истошным ржанием оттолкнулся от обрыва, отправляясь в полет высоко над волнами. Эмме вскрикнула, зажмурившись, и почувствовала, как содрогнулся всем телом Иво, как задрожал под ними конь, словно теперь каждое движение давалось ему через силу. Внизу раздался разъяренный рев, грозно зашумели волны, и ледяной порыв ветра ударил непрошеных гостей так безжалостно, что конь окончательно сбился с галопа и беспорядочно заплясал на месте, силясь удержать равновесие. Теперь воздух не служил ему надежной опорой, волшебство Холма таяло и слабело.
-Назад! Назад! – вновь закричала Эмме, без труда догадавшись, что ждет их, если конь, выдохшись, опустится ниже. Кто знает, насколько велики морские змеи, тела которых прятались в морских волнах? Не смогут ли они подняться над водой выше скалы, не клацнут ли зубастые пасти совсем рядом?
Но ее никто не слышал – или не желал слышать? Иво, словно обезумев, направлял коня все дальше от берега, не обращая внимания, как швыряет их из стороны в сторону. Еще немного – и можно было подумать, что он желает погибнуть сам – и вместе с собой забрать Эммелин, раз уж им не посчастливилось быть связанными добрачными клятвами. Что же произошло с ним за то время, что они не виделись? Какая беда породила такое безжалостное отчаяние?!
-Мы упадем! – надрывалась Эмме в попытках перекричать рев моря, змей и ветра. – Упадем, если не повернем назад!..
Но в ответ ей послышалось лишь шипение: «Падай!» - и она решила, что от страха не в силах разобрать слова. Да и были ли они произнесены? Скорее, это злые морские змеи проклинали наглых чужаков и внушали, что судьба их предрешена, чтобы сломить волю к сопротивлению.
-Поверни коня! – Эмме приникла к самому уху Иво, цепляясь костлявыми пальцами за его плечи. – Что ты делаешь?! Вернись к остальным!
-Нет! – вдруг отчетливо прорычал он. – Нет!
И вновь конь с отчаянным ржанием рванулся вперед, обдаваемый ледяным дождем – то были брызги поднимавшихся все выше волн, - и ветром.
«Это безумие! Охота свела его с ума!» – успела подумать Эмме перед тем, как тело Иво под ее руками вздрогнуло еще раз и обмякло, безвольно сползая в сторону. Поводья бессильно повисли, конь, почуявший свободу, встал на дыбы, заметался – и Эммелин чудом смогла удержаться, цепляясь одной рукой за луку седла, а второй – за плащ беспамятного Иво, чтобы не дать ему соскользнуть в бездну.
«Мне говорили, что человеку не по силам управлять лошадью из королевских конюшен, - вспомнила она совершенно не к месту слова беса-кучера. – Так что же – не стоит и пытаться? Это конец? Этого хотел Иво?..».
Но рука ее, оказавшаяся куда сильнее и ловчее, чем она сама ожидала, уже поймала и натянула поводья. Конь, почувствовав, что им пытается управлять кто-то другой, вовсе взбесился, позабыв о том, что сейчас не время выказывать норов.
-Только посмей! – с невесть откуда взявшейся яростью прикрикнула на него Эммелин, безо всякой жалости вонзая шпоры в конские бока. – Глупая ты животина! Погубишь нас всех!.. Назад, назад! К берегу!
И она, едва понимая, в какой стороне земля, рванула поводья на себя, одновременно приподнимая и удерживая перед собой Иво. Теперь не она цеплялась за него – он оставался в седле лишь потому, что оставался в ее объятиях. Точно так же, как в начале пути, ей казалось, что еще мгновение – и силы иссякнут, руки разожмутся и конь понесется вперед, в морскую бездну, не разбирая дорогу, а принц окажется в жадной тьме, полной морских гадов, еще быстрее, выскользнув из ослабевшей хватки. Но за оглушающим биением собственного сердца ей показалось, что она слышит, как копыта ударили о камень – раз, другой!.. И вот уже конь снова летит по воздуху – но свободно, легко, в полную свою волшебную мощь!..
-Эй! Эгей! – прохрипела Эмме, задыхаясь. – Не вздумай!.. Вниз, вниз, кому сказала!.. К земле, как положено!..
Вновь конь заартачился, не желая подчиняться ее приказам – ему хотелось побыстрее догнать своих собратьев, лететь с ними по небу среди звезд и северного сияния, - но руки временной хозяйки были жестки и сильны, хоть и неумелы. Эммелин и сама понимала, что не умеет править, как следует, оттого в сугробы среди леса они приземлились вовсе не так грациозно и прекрасно, как до этого получалось у прочих охотников, а кубарем, беспорядочно и шумно, ломая ветви и вздымая над собой целое облако пушистого рассыпчатого снега.
От удара об землю, несколько смягченного глубокими снежными заносами, у Эмме поначалу вышибло дух вон, но, даже не в силах вдохнуть и выдохнуть, она помнила, что с Иво приключилась какая-то более страшная беда. Поднимаясь и падая, она ползла по снегу, пытаясь найти, куда же его отбросило при падении – и нашла. Конь, недовольно пофыркивая и отряхиваясь, стоял рядом, с виду ничуть не сочувствуя своему поверженному всаднику.
-Иво!.. – Эмме бросилась к жениху, лицо которого больше не походило на светящуюся маску-череп, как не походили на кости и ее собственные руки.
Но не успела она коснуться его лица, как нечто странное тут же заставило ее отшатнуться: перед глазами все дрогнуло, как будто их заволокло слезами, а затем, как по щелчку пальцев, прояснилось. Черные волосы Иво посветлели, став серыми в зеленоватых отблесках сияния – но, конечно же, на самом деле то была яркая рыжина! – лицо понемногу преображалось – еще одну маску долой! – и ноги… Эмме уже безо всякой деликатности откинула полы плаща, скрывавшего фигуру беспамятной жертвы своих же собственных козней – обе ноги оказались вполне обычного вида.
-Йоссе! – прошипела она, чувствуя, как проясняется в голове, как уходит оттуда морок, заставивший ее так глупо выйти из дому, наполнивший голову странными и чуждыми мыслями. – Да ведь это все время был ты, паршивый колдун! Вот кого я спасала!..
Веки Йоссе дрогнули; он поморщился, словно расслышав последние слова, и, застонав, приподнялся, пытаясь осмотреться и сообразить, где же очутился после всех приключений сегодняшней ночи. Но не успел чародей моргнуть пару раз, как тут же получил снежную оплеуху – не на шутку рассерженная Эмме безо всякой деликатности пнула ногой снег в лицо ему с такой силой, что колдуну пришлось некоторое время отплевываться, утираться и кривиться.
Зазвучал смех, возгласы и даже в надрывном лае охотничьих псов появилось что-то издевательское: Зимняя Охота окружила своих недавних спутников, найдя их в снегах. Кипящая от злости на Йоссе и на саму себя, так глупо поддавшуюся волшебным уловкам, Эммелин поначалу не могла разобрать ни слова, но поняла, что охотники насмехаются над неудачей колдуна. А затем разобрала, как кто-то бросил: «…Его ведьминский род в последнее время возомнил о себе слишком много!» и «Все же низшим собратьям не по силам участие в Охоте» - или что-то в этом же духе. Оказывается, и придворным Йоссе был не по нраву, его считали наглым выскочкой!.. Он же, обычно излучающий высокомерие и властность, после своего публичного поражения только угрюмо молчал, молча снося все издевки и насмешки – так сильно его потрясло произошедшее. От этой удивительной истины гнев Эмме поблек и выдохся, хоть и не ушел полностью.
А охотники, вдоволь насмеявшись, один за другим поворачивали своих коней и исчезали, даже не подумав подождать пока Йоссе к ним присоединится – не говоря уж об Эмме. Вскоре они – девушка и колдун, - вновь остались в одиночестве среди заснеженного леса.
-Обманщик! – прошипела Эмме, поворачиваясь к Йоссе, выглядевшему непривычно растерянным и нелепым. – Ты выманил меня хитростью из дому, чтобы я сегодня погибла в этой скачке, ведь так?! Как ты посмел меня околдовать? Разве тебе это разрешено?! – тут она хотела прибавить: «Ведь у меня есть защита!» - но осеклась, не желая выказывать, что знает куда больше, чем кажется жителям Холма.
Но придворный чародей без труда услышал и сказанное, и невысказанное.
-Ты и сама была не прочь обмануться! Вини только себя – никакие защитные чары не сработают, как надо, если охранять им приходится пустоголовую девчонку, которая влюблена, как кошка.
Ей захотелось окликнуть Иво, который упорно хранил молчание, и спросить, зачем Зимняя Охота кружит над людским поселением. Но не успела: охотники устремились прочь от усеянных россыпью огней площадей к околицам, освещаемым только отблесками северного сияния. Лошади спускались все ниже и ниже и вскоре Эммелин уже могла заглянуть в окна верхних этажей – городские дома были куда выше привычных ей деревенских приземистых жилищ. В одном из окон она успела заметить свет и движение: двое или трое ребятишек приникли к окну, глазея на сияние в небе; должно быть, их родители были уверены, что в столь поздний час дети мирно спят в своих постелях. Вереница охотников черным вихрем промчалась мимо их окна, и Эмме увидела, как исказились в криках ужаса детские лица: наверняка ничего страшнее они в жизни своей не видали. «И я тоже виновата в их страхе, - подумала Эммелин с искренним сожалением. – Ведь мое лицо наверняка превратилось в такую же жуткую маску смерти, что и у остальных».
А Зимняя Охота металась по узким улицам, наводя ужас на случайных зевак, пока не остановилась на старом городском кладбище с покосившимися каменными надгробиями, занесенными снегом. Вид заброшенных могил отчего-то был приятен глазу всадников: это чувствовалось по тому, как замедлилась поступь лошадей, как торжествующе завыли гончие псы. К их вою добавились пронзительные и печальные голоса охотничьих рогов: народ Холма, потесненный людьми, сегодня напоминал смертным, что людской век короток и мимолетен.
Зашумел в деревьях усиливающийся ветер, потемнело переливчато-зеленое небо – охотники привели в ненавистный им людской город жестокую зимнюю бурю, набравшую силы на равнине. Магия короля Людуэна возрождалась из небытия, власть Холма укреплялась, и всем надлежало вспомнить былые времена - об этом извещали горожан голоса охотничьих рогов и вой ветра. Эммелин испуганно оглянулась, ожидая, что увидит, как башня-гора нависла над городом, закрыв собой все небо - но там была лишь стена снега, а за ней – ночная тьма.
С радостными криками и смехом охотники пришпорили своих лошадей и помчались прочь, подхваченные дыханием ледяного ветра.
Глава 41
…Лекарка оделась и вышла из дома,
Ступила на камень, чтоб влезть на коня.
И к гостю за спину уселась ночному,
Вцепилась за плащ, будто он ей родня.
Проехали молча до самого лога,
Но тут на старуху напал жуткий страх.
Промолвила: «Брауни видели злого.
Он водится здесь, прячась в травах, кустах»
Но спутник ей только в ответ рассмеялся:
«Ты, тётушка, зря не болтай всякий вздор.
Того, кто с тобою сейчас повстречался,
Уродливей нет, в этом весь разговор»
«Фэрн-Дэнский брауни», шотландская народная сказка (в пер. С. Лоэра)
И вновь Эмме ошиблась, подумав, что теперь-то всадники, исполнив волю короля, вернутся в родные края. Город, совсем недавно светившийся праздничными огнями, скрылся во тьме и метели, и Зимняя Охота не стала дожидаться утра, чтобы посмотреть, сколько бед принес их дар. Напротив, они торопились уйти от снежной бури, на просторы, где небо все еще переливалось синью и зеленью. Вскоре Эммелин уже могла рассмотреть, что они скачут над холмами, покрытыми ровным гладким снегом – здесь почти не было лесов и рощ, и лишь изредка попадались крошечные поселения, прячущиеся в лощинах.
Сегодня ни один неразумный храбрец не решился встретить полночь в пути, и всадники с досадой перекликались, указывая на пустынные просторы: им не хотелось охотиться на зверя в праздничную ночь – человек стал бы куда более ценной добычей!
От досады всадники хлестали ни в чем не повинных гончих псов, пришпоривали лошадей, что есть силы, чтобы забыться в бешеной скачке. «Да что же за пакость им еще пришла на ум?!» - мысленно вскричала Эмме, поняв, что Охота придумала какую-то новую ночную забаву – стремительное движение ее больше не казалось кружением-поиском над снежной пустыней. Долго гадать ей не пришлось: за белыми холмами показалась полоса непроницаемой черноты, над которой северное сияние было особенно ярким и многоцветным. То была бескрайняя водная гладь – море; о нем Эммелин читала в тех немногих книгах, по которым обучали премудростям младших Госбертов. Но в книжных описаниях оно никогда не представало столь страшным и мрачным. Берег крутым нескончаемым обрывом уходил вниз, и там, в темной бездне, глухо рокотали, бились о скалы волны; казалось, нечто огромное и живое ворочается и стонет, не в силах обрести покой. Пусть даже Зимняя Охота вольно летала над землей и не боялась бури, Эммелин вздрогнула от мысли, что всадники могут направить коней за обрыв.
Но у Охоты была иная цель: спустившись с небес к земле, она помчалась вдоль обрыва, у самой пропасти. Эмме слышала, как стучат копыта по мерзлой земле, как падают вниз камни. «Здесь, должно быть, проходит граница владений короля, - подумала она. – Море не в его власти». Глаза ее постепенно привыкали к чередованию зеленоватого света и непроглядной тьмы – или же зрение обострялось? – и она решилась посмотреть вниз.
Поначалу она различала только мутные блики на воде, блеск мокрых камней и белую пену, но потом ей показалось, что там угадывается и другое движение – мерцание черной чешуи, извивающиеся змеиные тела, острые сверкающие зубы, бледное свечение глаз. Огромные морские змеи охраняли чужое для Охоты королевство, и среди стона волн слышалось их угрожающее шипение, лязг острых клыков – всадники вели себя дерзко и непочтительно, горе им, если граница все же будет нарушена!..
Эммелин прижалась покрепче к жениху – слишком близко был край пропасти, - а тот, словно не замечая ее страха, пришпорил коня, чтобы вырваться вперед, обойти всех прочих в безумной гонке. Это было нисколько не похоже на Иво, которого знала Эмме, и она заподозрила, что Охота меняет участников не только внешне. В хромом принце порой проявлялись отчаянная бесшабашность и вспыльчивое упрямство, но сейчас подгонять призрачную лошадь его заставляло что-то иное.
Охотники один за другим оставались позади, кромка обрыва осыпалась под ударами копыт, а впереди уже виднелась плосковершинная скала, вдающаяся в море, как нос корабля. Именно туда направлял свою лошадь Иво, хоть остальные уже уходили в сторону от берега, вдоволь подразнив и разозлив морских стражей.
«Но зачем? Что он желает показать?.. Доказать?..» - в растерянности подумала Эмме, хватая ледяной воздух пересохшими губами. Что-то подсказывало ей: Иво нарушает неписаные правила охотников и совершает то, что даже они считают опасным и неразумным. Конь хрипел, изворачивал по-змеиному шею, но получал только удары шпорами в бока, понукающие его мчаться вперед и вверх.
-Нет! Не надо!.. – наконец-то у Эмме получилось выкрикнуть хоть что-то, но ветер унес ее слова, а Иво даже не вздрогнул.
Край пропасти над морем неумолимо приближался, и пусть даже конь совсем недавно летел по воздуху так же легко, как сейчас скакал по земле, сердце Эммелин замерло, как перед неизбежным падением.
Рывок – и конь с истошным ржанием оттолкнулся от обрыва, отправляясь в полет высоко над волнами. Эмме вскрикнула, зажмурившись, и почувствовала, как содрогнулся всем телом Иво, как задрожал под ними конь, словно теперь каждое движение давалось ему через силу. Внизу раздался разъяренный рев, грозно зашумели волны, и ледяной порыв ветра ударил непрошеных гостей так безжалостно, что конь окончательно сбился с галопа и беспорядочно заплясал на месте, силясь удержать равновесие. Теперь воздух не служил ему надежной опорой, волшебство Холма таяло и слабело.
-Назад! Назад! – вновь закричала Эмме, без труда догадавшись, что ждет их, если конь, выдохшись, опустится ниже. Кто знает, насколько велики морские змеи, тела которых прятались в морских волнах? Не смогут ли они подняться над водой выше скалы, не клацнут ли зубастые пасти совсем рядом?
Но ее никто не слышал – или не желал слышать? Иво, словно обезумев, направлял коня все дальше от берега, не обращая внимания, как швыряет их из стороны в сторону. Еще немного – и можно было подумать, что он желает погибнуть сам – и вместе с собой забрать Эммелин, раз уж им не посчастливилось быть связанными добрачными клятвами. Что же произошло с ним за то время, что они не виделись? Какая беда породила такое безжалостное отчаяние?!
-Мы упадем! – надрывалась Эмме в попытках перекричать рев моря, змей и ветра. – Упадем, если не повернем назад!..
Но в ответ ей послышалось лишь шипение: «Падай!» - и она решила, что от страха не в силах разобрать слова. Да и были ли они произнесены? Скорее, это злые морские змеи проклинали наглых чужаков и внушали, что судьба их предрешена, чтобы сломить волю к сопротивлению.
-Поверни коня! – Эмме приникла к самому уху Иво, цепляясь костлявыми пальцами за его плечи. – Что ты делаешь?! Вернись к остальным!
-Нет! – вдруг отчетливо прорычал он. – Нет!
И вновь конь с отчаянным ржанием рванулся вперед, обдаваемый ледяным дождем – то были брызги поднимавшихся все выше волн, - и ветром.
«Это безумие! Охота свела его с ума!» – успела подумать Эмме перед тем, как тело Иво под ее руками вздрогнуло еще раз и обмякло, безвольно сползая в сторону. Поводья бессильно повисли, конь, почуявший свободу, встал на дыбы, заметался – и Эммелин чудом смогла удержаться, цепляясь одной рукой за луку седла, а второй – за плащ беспамятного Иво, чтобы не дать ему соскользнуть в бездну.
«Мне говорили, что человеку не по силам управлять лошадью из королевских конюшен, - вспомнила она совершенно не к месту слова беса-кучера. – Так что же – не стоит и пытаться? Это конец? Этого хотел Иво?..».
Но рука ее, оказавшаяся куда сильнее и ловчее, чем она сама ожидала, уже поймала и натянула поводья. Конь, почувствовав, что им пытается управлять кто-то другой, вовсе взбесился, позабыв о том, что сейчас не время выказывать норов.
-Только посмей! – с невесть откуда взявшейся яростью прикрикнула на него Эммелин, безо всякой жалости вонзая шпоры в конские бока. – Глупая ты животина! Погубишь нас всех!.. Назад, назад! К берегу!
И она, едва понимая, в какой стороне земля, рванула поводья на себя, одновременно приподнимая и удерживая перед собой Иво. Теперь не она цеплялась за него – он оставался в седле лишь потому, что оставался в ее объятиях. Точно так же, как в начале пути, ей казалось, что еще мгновение – и силы иссякнут, руки разожмутся и конь понесется вперед, в морскую бездну, не разбирая дорогу, а принц окажется в жадной тьме, полной морских гадов, еще быстрее, выскользнув из ослабевшей хватки. Но за оглушающим биением собственного сердца ей показалось, что она слышит, как копыта ударили о камень – раз, другой!.. И вот уже конь снова летит по воздуху – но свободно, легко, в полную свою волшебную мощь!..
-Эй! Эгей! – прохрипела Эмме, задыхаясь. – Не вздумай!.. Вниз, вниз, кому сказала!.. К земле, как положено!..
Вновь конь заартачился, не желая подчиняться ее приказам – ему хотелось побыстрее догнать своих собратьев, лететь с ними по небу среди звезд и северного сияния, - но руки временной хозяйки были жестки и сильны, хоть и неумелы. Эммелин и сама понимала, что не умеет править, как следует, оттого в сугробы среди леса они приземлились вовсе не так грациозно и прекрасно, как до этого получалось у прочих охотников, а кубарем, беспорядочно и шумно, ломая ветви и вздымая над собой целое облако пушистого рассыпчатого снега.
От удара об землю, несколько смягченного глубокими снежными заносами, у Эмме поначалу вышибло дух вон, но, даже не в силах вдохнуть и выдохнуть, она помнила, что с Иво приключилась какая-то более страшная беда. Поднимаясь и падая, она ползла по снегу, пытаясь найти, куда же его отбросило при падении – и нашла. Конь, недовольно пофыркивая и отряхиваясь, стоял рядом, с виду ничуть не сочувствуя своему поверженному всаднику.
-Иво!.. – Эмме бросилась к жениху, лицо которого больше не походило на светящуюся маску-череп, как не походили на кости и ее собственные руки.
Но не успела она коснуться его лица, как нечто странное тут же заставило ее отшатнуться: перед глазами все дрогнуло, как будто их заволокло слезами, а затем, как по щелчку пальцев, прояснилось. Черные волосы Иво посветлели, став серыми в зеленоватых отблесках сияния – но, конечно же, на самом деле то была яркая рыжина! – лицо понемногу преображалось – еще одну маску долой! – и ноги… Эмме уже безо всякой деликатности откинула полы плаща, скрывавшего фигуру беспамятной жертвы своих же собственных козней – обе ноги оказались вполне обычного вида.
-Йоссе! – прошипела она, чувствуя, как проясняется в голове, как уходит оттуда морок, заставивший ее так глупо выйти из дому, наполнивший голову странными и чуждыми мыслями. – Да ведь это все время был ты, паршивый колдун! Вот кого я спасала!..
Веки Йоссе дрогнули; он поморщился, словно расслышав последние слова, и, застонав, приподнялся, пытаясь осмотреться и сообразить, где же очутился после всех приключений сегодняшней ночи. Но не успел чародей моргнуть пару раз, как тут же получил снежную оплеуху – не на шутку рассерженная Эмме безо всякой деликатности пнула ногой снег в лицо ему с такой силой, что колдуну пришлось некоторое время отплевываться, утираться и кривиться.
Зазвучал смех, возгласы и даже в надрывном лае охотничьих псов появилось что-то издевательское: Зимняя Охота окружила своих недавних спутников, найдя их в снегах. Кипящая от злости на Йоссе и на саму себя, так глупо поддавшуюся волшебным уловкам, Эммелин поначалу не могла разобрать ни слова, но поняла, что охотники насмехаются над неудачей колдуна. А затем разобрала, как кто-то бросил: «…Его ведьминский род в последнее время возомнил о себе слишком много!» и «Все же низшим собратьям не по силам участие в Охоте» - или что-то в этом же духе. Оказывается, и придворным Йоссе был не по нраву, его считали наглым выскочкой!.. Он же, обычно излучающий высокомерие и властность, после своего публичного поражения только угрюмо молчал, молча снося все издевки и насмешки – так сильно его потрясло произошедшее. От этой удивительной истины гнев Эмме поблек и выдохся, хоть и не ушел полностью.
А охотники, вдоволь насмеявшись, один за другим поворачивали своих коней и исчезали, даже не подумав подождать пока Йоссе к ним присоединится – не говоря уж об Эмме. Вскоре они – девушка и колдун, - вновь остались в одиночестве среди заснеженного леса.
-Обманщик! – прошипела Эмме, поворачиваясь к Йоссе, выглядевшему непривычно растерянным и нелепым. – Ты выманил меня хитростью из дому, чтобы я сегодня погибла в этой скачке, ведь так?! Как ты посмел меня околдовать? Разве тебе это разрешено?! – тут она хотела прибавить: «Ведь у меня есть защита!» - но осеклась, не желая выказывать, что знает куда больше, чем кажется жителям Холма.
Но придворный чародей без труда услышал и сказанное, и невысказанное.
-Ты и сама была не прочь обмануться! Вини только себя – никакие защитные чары не сработают, как надо, если охранять им приходится пустоголовую девчонку, которая влюблена, как кошка.
