— Лиза… — его голос был тише скрипа колес.
Он поцеловал ее. Это был долгий, серьезный поцелуй, полный любви и какой-то тоски. Она подалась ему навстречу, ответила, забывая о приличиях, прохожих, обо всем на свете. За спиной пролетел встречный экипаж, кто-то крикнул что-то, но для них не существовало никого, был только теплый сумрак ночи и поцелуй — теплый, горько-сладкий, как последний глоток лета.
Они ехали, не размыкая объятий, пока извозчик не затормозил у высокой гулкой арки, ведущей вглубь двора-колодца. Он обернулся, сидя на козлах, вопрошающе поглядел на них.
— Куда дальше?
— А никуда! Мы здесь сойдем, — с легкостью, озорством воскликнул Кирилл, вытащил из внутреннего кармана кошелек, сунул в руки извозчику свернутую купюру и спрыгнул на мостовую, протягивая Лизе обе руки.
— Тут много, барин, — с опаской сказал извозчик и тут же, чуть громче, повторил: — Барин, тут много!
— Оставь себе! — отмахнулся Кирилл, с улыбкой подхватил Лизу за подмышки и легко поставил на тротуар. Она засмеялась.
— Ну глядите, — буркнул извозчик и стегнул лошадь вожжами. — Но, пошла!
Ночь над Мойкой была бархатной и тихой. Уличные фонари растягивали в черной воде золотые блики, которые колыхались и расплывались при малейшем дуновении ветерка. Воздух был прохладным, но по-осеннему мягким, пахнул речной сыростью и далеким дымком из труб.
Они шли медленно, не говоря ни слова. Подошвы Лизиных ботинок мягко ступали по камням набережной, а сапоги Кирилла отбивали четкий, неторопливый ритм. Он держал ее за руку — не за кончики пальцев, как на балу, а крепко, всей своей теплой, сильной ладонью.
Мимо, треща мотором, проплыл автомобиль, на мгновение озарив их светом фар. Из темной глубины улицы выехала карета, грохот колес отдавался эхом в узком каменном пространстве между плотно стоящих домов. Где-то в воде плеснула рыба. Эти звуки лишь подчеркивали царящую вокруг тишину.
— Холодно? — спросил Кирилл и, остановившись, заботливо поправил свою шинель на ее плечах.
— Нет, — ответила Лиза. Ей было тепло. Тепло от его руки, от его близости, от этого удивительного, хрупкого мира, состоящего из плеска воды, света фонарей и их двоих.
Они встали у парапета, глядя на темную гладь, на отраженные огни, на темные очертания мостов. Кирилл отпустил Лизину руку, но лишь для того, чтобы обнять за плечи и притянуть к себе еще ближе. Он положила голову ему на плечо, чувствуя щекой грубоватую ткань кителя. Они стояли молча, слушая, как ночной Петроград дышит вокруг них, стараясь запомнить каждую секунду и ощущая присутствие друг друга.
Лиза подняла глаза и посмотрела на Кирилла. Фуражка с синим околышем, сдвинутая чуть набекрень, отбрасывала тень на верхнюю часть его лица, но глаза — светлые, ясные — ловили отсветы фонарей и мягко блестели. Он был красив особой, какой-то одухотворенной красотой. Четкий овал лица, тонкий прямой нос и изящную линию бровей уравновешивала твердость волевого подбородка и насмешливая складка в уголке четко очерченных губ. Он был серьезен, как никогда, и Лизе почему-то вдруг стало смешно от этого.
— Если еще какой-нибудь пьяница прикоснется к тебе, я изрублю его на куски, — сказал он. — Слово офицера!
Лиза улыбнулась, продолжая глядеть на его лицо, будто пытаясь впитать в память каждую черточку — тень от длинных ресниц, легкую впадинку на щеке, пульсирующую синюю венку на виске. Ей хотелось остановить время, чтобы этот миг, этот образ — молодой поручик на фоне черной реки — остался с ней навсегда.
— Я всегда буду принадлежать только тебе, — нежно пообещала она.
Они двинулись дальше, не замечая направления, убаюканные тишиной и собственными мыслями. На одной из темных, спавших улиц, в полуподвале старого дома тускло горел газовый рожок. Его свет выхватывал из мрака витрину, где за стеклом пылились несколько фотографий. Вывеска гласила: «Фотографическое заведение».
— Давай зайдем, — предложил Кирилл, и Лиза с легкостью согласилась.
Он толкнул дверь, и над их головами мелодично звякнул колокольчик. Внутри пахло химикатами и пылью. Из-за черной суконной портьеры появился немолодой человек в жилетке, с седыми бакенбардами. Он сонно помаргивал, глядя на них, всем своим видом вопрошая, каким чертом их сюда занесло.
— Мы хотим снять карточку, — сказал Кирилл.
— В такой час? — Фотограф хмуро смотрел на них, но, разглядев офицерскую форму, смягчился. — Ладно. Только побыстрей.
Он проводил их в следующее помещение, заставленное громоздкой аппаратурой. В центре стояла скамья со спинкой, а за ней — натянутый холст с пейзажем: неестественно синее море и обрывистый, скалистый берег.
Фотограф усадил их, поправил позу Кирилла, велел Лизе держать спину прямее. Сам скрылся под черным покрывалом аппарата, выставив из-под него руку со вспышкой.
— Не шевелитесь, а то снимок будет смазанным. Смотрите сюда, — раздался его приглушенный голос.
Вспышка магния ослепила их, озарив комнату на мгновение резким, белым светом и оставив в воздухе едкий запах гари. На сетчатке у Лизы на несколько секунд осталось пятно — силуэт Кирилла рядом, его рука, лежащая на ее руке.
— Готово, — фотограф вынырнул из-под покрывала. — За карточкой приходите через неделю.
У стойки Кирилл, улыбаясь, отсчитал ему деньги прямо в руки. Колокольчик снова звякнул, на этот раз провожая их. И тут же, на ступенях, Кирилл повернулся к Лизе.
— А это для тебя.
Он достал из нагрудного кармана маленький, изящный золотой медальон на тонкой цепочке. Кнопка, щелчок — и в крошечном овале, под защитным стеклом, появилось его лицо.
— Носи, — просто сказал он, застегивая медальон у нее на шее. Прохладный металл коснулся кожи, и Лиза сжала медальон рукой в больной перчатке, чувствуя, как под ним бешено бьется сердце. Это был он, ее Кирилл, запечатленный не только на стекле фотопластинки в ателье, но и здесь, у нее на груди — навсегда.
***
Предрассветный сумрак густо застилал окно Лизиной комнаты в госпитале. Поля, уже одетая в платье санитарки, молча и ловко укладывала последние пряди волос хозяйки под белоснежную косынку, в воздухе висела хрупкая, сонная тишина, которую вдруг разорвал резкий, отчаянный стук в дверь.
Лиза не успела ответить, как она распахнулась и на пороге, словно призрак, возникла запыхавшаяся Дарья — служанка из особняка Кречетовых. Глаза ее были полны ужаса.
— Барышня! — выкрикнула она, не здороваясь, прижав к груди кулак. — Барин… Кирилл Владимирович… с первыми петухами уехали! Стреляться!
Ледяная волна прокатилась по телу Лизы — она сразу все поняла. Кирилл вызвал Журагина, с которым она позавчера танцевала польку, на дуэль! Рука сама потянулась к косынке, срывая ее, мысли пронеслись вихрем: «Владимир Романович точно должен знать, где они назначили место. Нужно оставить это!» Сердце билось бешено и громко.
Не говоря ни слова Поле, не заходя к старшей сестре, она, как была в сестринском платье, накинула на плечи теплую шаль и выбежала на улицу, крикнув первому попавшемуся извозчику адрес Кречетовых.
Особняк на Английской набережной встретил Лизу тишиной. Горничная проводила ее в гостиную, присела в реверансе, сказала, что немедленно доложит о визите и вышла. Лиза опустилась на край дивана, внутри все кипело и бушевало, ее обдавало то жаром, то холодом, и она вскочила, сделала несколько шагов, вернулась к дивану. Тревога и беспокойство сверлили изнутри, и она не могла усидеть на месте, снова зашагала туда-сюда по дорогому бухарскому ковру.
В гостиную вошел Владимир Романович. Он был аккуратно одет, брит, а на лице его читалось странное, окаменелое спокойствие.
— Елизавета Антоновна, — с коротким кивком произнес он.
Лиза кинулась к нему, схватила за руку липкими пальцами.
— Владимир Романович! Мы должны найти их! Сорвать эту дуэль!
Кречетов-старший покачал головой, и его взгляд стал твердым и непроницаемым.
— Елизавета Антоновна, Кирилл не мог поступить иначе. Его честь дворянина и офицера была оскорблена. Позор хуже смерти.
Лиза смотрела на него с недоумением и укором. Неужели ему все равно? Неужели он совсем не переживает за сына?
Она осталась ждать. Два часа показались бесконечной, застывшей во времени вечностью. Лиза слышала, как где-то в глубине просыпающегося дома пробили часы, как загремела на кухне посуда и зашумел самовар, и каждый звук заставлял ее вздрагивать.
Наконец в прихожей раздались твердые, быстрые шаги, приглушенные ворсом ковра, и в гостиную вошел Кирилл. Он был бледен, губы сжаты в тонкую линию, но держался прямо и собранно. На царапинки, ни пятнышка крови на безупречном мундире.
Лиза бросилась к нему, со стоном упала в объятия.
— Вы живы! Слава господу, вы живы!
Кирилл не удивился ее присутствию, как будто так и должно быть, он словно знал, что найдет ее здесь — и крепко обхватил руками ее талию. Лиза подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Вы… убили его?
— Нет, — спокойно ответил Кирилл. — Я выстрелил в воздух. Он просто недостоин пули! А он… дернулся. Отпрянул. Словно пуля была направлена в него. Мелкий трус!
В груди у Лизы столкнулись самые разные чувства, горячая, почти болезненная гордость — Кирилл защитил ее честь, проявив хладнокровие и мужество. Острая вспышка гнева — как он смел так рисковать своей жизнью! И всепоглощающее, сладкое облегчение, от которого подкашивались ноги: он жив, он цел и невредим!
На следующее утро Петроград проснулся с новой сплетней, которую обсуждали во всех салонах и гостиных: стрелялись поручик Кречетов и штабс-капитан Журагин.
— Из-за невесты поручика, — шептались дамы. — Говорят, будто Журагин позволил себе много вольностей в танце с нею!
— Жутко интересно знать, каких именно.
— Молодые, кровь еще горячая, — отвечали женщины постарше. — Все можно было уладить миром.
— Что вы говорите! Такое не прощается.
Самым позорным было то, как повел себя штабс-капитан: дернулся, испугался, проявил малодушие, недостойное офицерского звания. Его репутация была уничтожена в одно мгновение, а репутация поручика Кречетова, наоборот, взлетела до небес.
Глава XI
В последний день побывки Кирилла Лиза едва сдерживала слезы. В ее комнате царила торопливая, взволнованная суета: она собиралась на прощальный ужин к Кречетовым. Саша, как маленький вихрь, кружилась вокруг подруги, то и дело неловко сталкиваясь с молчаливой Полей, ее глаза горели азартом. Они в четыре руки укладывали длинные волнистые Лизины локоны, помогали застегивать мелкие пуговички и крючки на платье.
— Ну повернись же! — командовала Саша. — Ах, Элизе, видела бы ты себя! Красавица да и только!
Платье было из темно-синего бархата, без лишних украшений, с высоким воротником и длинными рукавами с буфами на плечах. Его роскошь заключалась в самом материале и безупречном крое, что подчеркивал ее стройную, хрупкую фигуру.
Саша трещала, не умолкая, отчего в ушах у Лизы стоял звон.
— А твой Кирилл… ну просто герой из романа! Вызвал наглеца на дуэль, уничтожил его! Холодная кровь! Я бы на твоем месте сегодня же с ним венчалась. Не откладывая ни на день!
Лиза слушала ее вполуха. Ее мысли были там, за стенами госпиталя, где оставалось еще несколько часов до прощания. Когда прическа была готова, она попросила:
— Саша, мне нужна минута в одиночестве.
Подруга, поняв, мгновенно притихла и вышла, прикрыв за собой дверь. Поля без команды исчезла в своей каморке-чулане.
Лиза подошла к столу, достала маленький листок плотной бумаги и, сев, обмакнула перо ручки с чернильницу. Рука не дрожала. Она выводила каждую букву с той же четкостью и точностью, с какой заполняла истории болезней, но теперь в этих буквах была вся ее душа.
«Живый в помощи Всевышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…»
90-й псалом, щит и ограждение. Лиза вкладывала в него всю свою веру, свою любовь, свой страх и свою надежду.
Когда чернила высохли, она аккуратно сложила листок в несколько раз, пока не получился крошечный плотный квадратик. Затем она открыла шкатулку и достала две вещи: маленькую серебряную ладанку и свой носовой платок — батистовый, тонкий, с вышитыми ее рукой инициалами в уголке: «К. К.». Вложила свернутую молитву в ладанку и плотно закрыла ее. Теперь это был не просто кулон, а самая сильная защита. Она бережно, с бесконечной нежностью, завернула ее в платок, укутав, как драгоценность в шелковистую ткань, хранившую запах ее духов и частичку тепла руки.
В комнату заглянула Саша — сообщить, что прислали автомобиль от Кречетовых. Лиза на мгновение закрыла глаза и прижала сверточек к губам.
«Вернись, — мысленно попросила она. — Вернись живым».
Потом спрятала его в бисерный ридикюль. Сегодня, когда они с Кириллом останутся наедине, она вложит его ему в руку. Без лишних слов.
***
Столовая тонула я мягком свете электрических бра и торшеров, что отражался в полированном красном дереве и бокалах из граненого хрусталя. Воздух был густ от аромата трюфельного соуса. Лиза, сидевшая между Кириллом и его тетушкой, Анной Аркадьевной, чувствовала на себе спокойный, одобрительный взгляд его матери и чуть более строгий — седого, как лунь, отставного генерала Кречетова, его дяди.
Лакеи бесшумно сменяли блюда: за икорными расстегаями последовала стерлядь в шампанском, а за ней — филе фазана под соусом из белых грибов. Лиза отрезала яства по маленькому кусочку, чуть жмурясь от удовольствия. В госпитале она питалась на общей кухне, а таких роскошных блюд там не подавали.
Татьяна Юрьевна слегка кашлянула, подняв глаза от тарелки и посмотрев сперва на Кирилла, потом на Лизу.
— Мы с Владимиром Романовичем, — начала она, — позволили себе вчера обсудить один наиважнейший вопрос касательно наших молодых. Мы считаем, что с венчанием тянуть не стоит.
Сердце Лизы радостно екнуло.
— Мы абсолютно согласны с вами, мама, — спокойно ответил Кирилл, откладывая нож и вилку. Он посмотрел на Лизу. — Если, конечно, Елизавета Антоновна не будет против.
Все взоры обратились к ней. Она подняла голову, улыбнулась.
— Я буду весьма счастлива.
— Вот и прекрасно! — басисто заключил Владимир Романович. — Значит, на следующей же неделе следует разослать приглашения.
— Я много думал об этом, — снова заговорил Кирилл. — И пришел ко мнению, что было бы правильно приурочить венчание к моей следующей побывке. Если война, с Божьей помощью, завершится, то это будет примерно в апреле.
— Весна — отличное время для свадьбы, — заметила Анна Аркадьевна, с теплотой глядя на Лизу.
Обсуждение закружилось вокруг дат, церкви, возможных гостей. Лиза и Кирилл участвовали в нем, соблюдая все приличия, обращаясь друг к другу на «вы», но под столом, в тени скатерти, его рука касалась ее, и этот мимолетный, никому не видимый контакт был красноречивее любых слов. Они строили планы на свое будущее, кирпичик за кирпичиком, стараясь не думать о том, насколько хрупкая у него основа.
***
Саша, узнав о венчании, пришла в восторг.
— Такое событие нельзя оставлять просто так! — решительно воскликнула она.
Лиза устало разбирала прическу, с удовольствием распуская волосы по плечам. Губы горели от недавних поцелуев на прощание.
