— Если еще какой-нибудь пьяница прикоснется к тебе, я изрублю его на куски, — сказал он. — Слово офицера!
Лиза улыбнулась, продолжая глядеть на его лицо, будто пытаясь впитать в память каждую черточку — тень от длинных ресниц, легкую впадинку на щеке, пульсирующую синюю венку на виске. Ей хотелось остановить время, чтобы этот миг, этот образ — молодой поручик на фоне черной реки — остался с ней навсегда.
— Я всегда буду принадлежать только тебе, — нежно пообещала она.
Они двинулись дальше, не замечая направления, убаюканные тишиной и собственными мыслями. На одной из темных, спавших улиц, в полуподвале старого дома тускло горел газовый рожок. Его свет выхватывал из мрака витрину, где за стеклом пылились несколько фотографий. Вывеска гласила: «Фотографическое заведение».
— Давай зайдем, — предложил Кирилл, и Лиза с легкостью согласилась.
Он толкнул дверь, и над их головами мелодично звякнул колокольчик. Внутри пахло химикатами и пылью. Из-за черной суконной портьеры появился немолодой человек в жилетке, с седыми бакенбардами. Он сонно помаргивал, глядя на них, всем своим видом вопрошая, каким чертом их сюда занесло.
— Мы хотим снять карточку, — сказал Кирилл.
— В такой час? — Фотограф хмуро смотрел на них, но, разглядев офицерскую форму, смягчился. — Ладно. Только побыстрей.
Он проводил их в следующее помещение, заставленное громоздкой аппаратурой. В центре стояла скамья со спинкой, а за ней — натянутый холст с пейзажем: неестественно синее море и обрывистый, скалистый берег.
Фотограф усадил их, поправил позу Кирилла, велел Лизе держать спину прямее. Сам скрылся под черным покрывалом аппарата, выставив из-под него руку со вспышкой.
— Не шевелитесь, а то снимок будет смазанным. Смотрите сюда, — раздался его приглушенный голос.
Вспышка магния ослепила их, озарив комнату на мгновение резким, белым светом и оставив в воздухе едкий запах гари. На сетчатке у Лизы на несколько секунд осталось пятно — силуэт Кирилла рядом, его рука, лежащая на ее руке.
— Готово, — фотограф вынырнул из-под покрывала. — За карточкой приходите через неделю.
У стойки Кирилл, улыбаясь, отсчитал ему деньги прямо в руки. Колокольчик снова звякнул, на этот раз провожая их. И тут же, на ступенях, Кирилл повернулся к Лизе.
— А это для тебя.
Он достал из нагрудного кармана маленький, изящный золотой медальон на тонкой цепочке. Кнопка, щелчок — и в крошечном овале, под защитным стеклом, появилось его лицо.
— Носи, — просто сказал он, застегивая медальон у нее на шее. Прохладный металл коснулся кожи, и Лиза сжала медальон рукой в больной перчатке, чувствуя, как под ним бешено бьется сердце. Это был он, ее Кирилл, запечатленный не только на стекле фотопластинки в ателье, но и здесь, у нее на груди — навсегда.
***
Предрассветный сумрак густо застилал окно Лизиной комнаты в госпитале. Поля, уже одетая в платье санитарки, молча и ловко укладывала последние пряди волос хозяйки под белоснежную косынку. В воздухе висела хрупкая, сонная тишина, которую вдруг разорвал резкий, отчаянный стук в дверь.
Лиза не успела ответить, как она распахнулась и на пороге, словно призрак, возникла запыхавшаяся Дарья — служанка из особняка Кречетовых. Глаза ее были полны ужаса.
— Барышня! — выкрикнула она, не здороваясь. — Барин… Кирилл Владимирович… с первыми петухами уехали! Стреляться!
Ледяная волна прокатилась по телу Лизы — она сразу все поняла. Кирилл вызвал Журагина, с которым она позавчера танцевала польку, на дуэль! Рука сама потянулась к косынке, срывая ее. Мысли пронеслись вихрем: «Владимир Романович. Он точно должен знать, где они назначили место. Нужно оставить это!» Сердце билось бешено и громко. Кирилл в опасности!
Не говоря ни слова Поле, не заходя к старшей сестре, она, как была в сестринском платье, накинула на плечи теплую шаль и выбежала на улицу, крикнув первому попавшемуся извозчику адрес Кречетовых.
Особняк на Английской набережной встретил Лизу тишиной. Горничная проводила ее в гостиную, присела в реверансе, сказала, что немедленно доложит о визите и вышла. Лиза присела на край дивана. Внутри все кипело и бушевало, ее обдавало то жаром, то холодом. Она вскочила, сделала несколько шагов, вернулась к дивану.
В гостиную вошел Владимир Романович. Он был аккуратно одет, брит, а на лице его читалось странное, окаменелое спокойствие.
— Елизавета Антоновна, — с коротким кивком произнес он.
Лиза кинулась к нему.
— Владимир Романович! Мы должны найти их! Сорвать эту дуэль!
Кречетов-старший покачал головой, и его взгляд стал твердым и непроницаемым.
— Елизавета Антоновна, Кирилл не мог поступить иначе. Его честь дворянина и офицера была оскорблена. Позор хуже смерти.
Лиза смотрела на него с недоумением и укором. Неужели ему все равно? Неужели он совсем не переживает за сына?
Она осталась ждать. Два часа показались бесконечной, застывшей во времени вечностью. Лиза слышала, как где-то в глубине просыпающегося дома пробили часы, как загремела на кухне посуда и зашумел самовар, и каждый звук заставлял ее вздрагивать.
Наконец в прихожей раздались твердые, быстрые шаги, приглушенные ворсом ковра, и в гостиную вошел Кирилл. Он был бледен, губы сжаты в тонкую линию, но держался прямо и собранно. На царапинки, ни пятнышка крови на безупречном мундире.
Лиза бросила к нему, упала в объятия.
— Вы живы! Слава господу, вы живы!
Кирилл не удивился ее присутствию, как будто так и должно быть. Он словно знал, что найдет ее здесь — и крепко обхватил руками ее талию. Лиза подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Вы… убили его?
— Нет, — тихо, но отчетливо ответил Кирилл. — Я выстрелил в воздух. А он… дернулся. Отпрянул. Словно пуля была направлена в него. Мелкий трус!
В груди у Лизы столкнулись самые разные чувства. Горячая, почти болезненная гордость — Кирилл защитил ее честь, проявив хладнокровие и мужество. Острая вспышка гнева — как он смел так рисковать своей жизнью! И всепоглощающее, сладкое облегчение, от которого подкашивались ноги: он жив, он цел и невредим!
На следующее утро Петроград проснулся с новой сплетней, которую обсуждали в салонах и гостиных: стрелялись поручик Кречетов и штабс-капитан Журагин.
— Из-за невесты поручика, — шептались дамы. — Говорят, будто Журагин позволил себе много вольностей в танце с нею!
— Жутко интересно знать, каких именно.
— Молодые, кровь еще горячая, — отвечали женщины постарше. — Все можно было уладить миром.
— Что вы говорите! Такое не прощается.
Самым позорным было то, как повел себя штабс-капитан: дернулся, испугался, проявил малодушие, недостойное офицерского звания. Его репутация была уничтожена в одно мгновение, а репутация поручика Кречетова, наоборот, взлетела до небес.
Глава XI
В последний день побывки Кирилла Лиза едва сдерживала слезы. В ее комнате царила торопливая, взволнованная суета: она собиралась на прощальный ужин к Кречетовым. Саша, как маленький вихрь, кружилась вокруг подруги, то и дело неловко сталкиваясь с молчаливой Полей, ее глаза горели азартом. Они в четыре руки укладывали длинные волнистые Лизины локоны, помогали застегивать мелкие пуговички и крючки на платье.
— Ну повернись же! — командовала Саша. — Ах, Элизе, видела бы ты себя! Красавица да и только!
Платье было из темно-синего бархата, без лишних украшений, с высоким воротником и длинными рукавами с буфами на плечах. Его роскошь заключалась в самом материале и безупречном крое, что подчеркивал ее стройную, хрупкую фигуру.
Саша трещала, не умолкая, отчего в ушах у Лизы стоял звон.
— А твой Кирилл… ну просто герой из романа! Вызвал наглеца на дуэль, уничтожил его! Холодная кровь! Я бы на твоем месте сегодня же с ним венчалась. Не откладывая ни на день!
Лиза слушала ее вполуха. Ее мысли были там, за стенами госпиталя, где оставалось еще несколько часов до прощания. Когда прическа была готова, она попросила:
— Саша, мне нужна минута в одиночестве.
Подруга, поняв, мгновенно притихла и вышла, прикрыв за собой дверь. Поля без команды исчезла в своей каморке-чулане.
Лиза подошла к столу, достала маленький листок плотной бумаги и, сев, обмакнула перо ручки с чернильницу. Рука не дрожала. Она выводила каждую букву с той же четкостью и точностью, с какой заполняла истории болезней, но теперь в этих буквах была вся ее душа.
«Живый в помощи Всевышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…»
90-й псалом, щит и ограждение. Лиза вкладывала в него всю свою веру, свою любовь, свой страх и свою надежду.
Когда чернила высохли, она аккуратно сложила листок в несколько раз, пока не получился крошечный плотный квадратик. Затем она открыла шкатулку и достала две вещи: маленькую серебряную ладанку и свой носовой платок — батистовый, тонкий, с вышитыми ее рукой инициалами в уголке: «К. К.». Вложила свернутую молитву в ладанку и плотно закрыла ее. Теперь это был не просто кулон, а самая сильная защита. Она бережно, с бесконечной нежностью, завернула ее в платок, укутав, как драгоценность в шелковистую ткань, хранившую запах ее духов и частичку тепла руки.
В комнату заглянула Саша — сообщить, что прислали автомобиль от Кречетовых. Лиза на мгновение закрыла глаза и прижала сверточек к губам.
«Вернись, — мысленно попросила она. — Вернись живым».
Потом спрятала его в бисерный ридикюль. Сегодня, когда они с Кириллом останутся наедине, она вложит его ему в руку. Без лишних слов.
***
Столовая тонула я мягком свете электрических бра и торшеров, что отражался в полированном красном дереве и бокалах из граненого хрусталя. Воздух был густ от аромата трюфельного соуса. Лиза, сидевшая между Кириллом и его тетушкой, Анной Аркадьевной, чувствовала на себе спокойный, одобрительный взгляд его матери и чуть более строгий — седого, как лунь, отставного генерала Кречетова, его дяди.
Лакеи бесшумно сменяли блюда: за икорными расстегаями последовала стерлядь в шампанском, а за ней — филе фазана под соусом из белых грибов. Лиза отрезала яства по маленькому кусочку, чуть жмурясь от удовольствия. В госпитале она питалась на общей кухне, а таких роскошных блюд там не подавали.
Татьяна Юрьевна слегка кашлянула, подняв глаза от тарелки и посмотрев сперва на Кирилла, потом на Лизу.
— Мы с Владимиром Романовичем, — начала она, — позволили себе вчера обсудить один наиважнейший вопрос касательно наших молодых. Мы считаем, что с венчанием тянуть не стоит.
Сердце Лизы радостно екнуло.
— Мы абсолютно согласны с вами, мама, — спокойно ответил Кирилл, откладывая нож и вилку. Он посмотрел на Лизу. — Если, конечно, Елизавета Антоновна не будет против.
Все взоры обратились к ней. Она подняла голову, улыбнулась.
— Я буду весьма счастлива.
— Вот и прекрасно! — басисто заключил Владимир Романович. — Значит, на следующей же неделе следует разослать приглашения.
— Я много думал об этом, — снова заговорил Кирилл. — И пришел ко мнению, что было бы правильно приурочить венчание к моей следующей побывке. Если война, с Божьей помощью, завершится, то это будет примерно в апреле.
— Весна — отличное время для свадьбы, — заметила Анна Аркадьевна, с теплотой глядя на Лизу.
Обсуждение закружилось вокруг дат, церкви, возможных гостей. Лиза и Кирилл участвовали в нем, соблюдая все приличия, обращаясь друг к другу на «вы», но под столом, в тени скатерти, его рука касалась ее, и этот мимолетный, никому не видимый контакт был красноречивее любых слов. Они строили планы на свое будущее, кирпичик за кирпичиком, стараясь не думать о том, насколько хрупкая у него основа.
***
Саша, узнав о венчании, пришла в восторг.
— Такое событие нельзя оставлять просто так! — решительно воскликнула она.
Лиза устало разбирала прическу, с удовольствием распуская волосы по плечам. Губы горели от недавних поцелуев на прощание.
— Мне завтра еще до рассвета, — прошептал Кирилл, когда они стояли в холле в ожидании автомобиля.
— Я знаю, — так же шепотом ответила Лиза, достала из ридикюля маленький сверточек и вложила ему в ладонь. — Это… возьми с собой.
Кирилл бережно развернул платок и посмотрел на ладанку. Щелкнул крышкой и увидел квадратик бумаги.
— Молитва, — пояснила Лиза, и голос ее дрогнул. — Чтоб хранила тебя.
Он сжал ладанку в кулаке, его лицо вдруг исказилось гримасой боли и нежности.
— Лиза… я люблю тебя.
Чуть поодаль молча стоял в ожидании камердинер, держа в руках Лизины пальто и шляпку. Кирилл притянул Лизу к себе и поцеловал — отчаянно, нежно, словно пытался вдохнуть в себя ее душу, чтобы взять с собой. Она смущенно покосилась на камердинера. Тот стоял столбом, будто ничего не замечая, но глядя прямо на них.
— Я напишу, как только смогу, — прошептал Кирилл прямо ей в губы. — Жди.
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, держась за его мундир. Они доехали до госпиталя, где Кирилл проводил ее до дверей и, убедившись, что она вошла в внутрь, двинулся обратно к автомобилю. Лиза стояла у высокого окна и смотрела, как он скрывается в темноте, свернув в переулок.
Саша ждала ее в комнате, сгорая от любопытства узнать подробности об ужине. Когда Лиза сообщила про венчание, она радостно захлопала в ладоши, сбегала на кухню и притащила большой поднос с двумя стаканами горячего чая и блюдом с булками.
— Объявляю чайную церемонию в честь грядущей свадьбы поручика Кречетова и Елизаветы Белосветовой! — шутливо, с наигранной торжественностью сказала она.
Лиза, одновременно счастливая и несчастная, села за стол. Саша сдвинула в сторону все лишнее и поставила поднос. Они пили чай, чуть отдававший медикаментами, отламывали куски мягкой булки и смеялись — над карикатурным изображением главного врача, которое Саша намалевала на промокашке, над заснувшим прямо в коридоре санитаром, чей храп разносился по всему госпиталю, над самим собой, пьющими чай в ночной тишине. Вспоминали Смольный с его строгими правилами, свои детские мечты.
— А знаешь, что? — Саша подмигнула подруге, облизывая пальцы от сахарной пудры. — Глядя на тебя, я тоже решилась. Найду себе жениха! Красавца-кавалериста. С усами! И выскочу замуж прямо на следующей неделе!
Лиза захихикала.
— Да ты с ума сошла! Разве так можно — выходить замуж, даже не зная человека?
— А мне и не надо его знать. Главное — это форма и усы! Остальное приложится.
Она встала, изображая из скромную невесту на венчании. Они снова залились смехом. В этот миг не было ни войны, ни госпиталя, ни тяжелой работы — только две девушки в тонущей в ночном полумраке комнате, безоглядно верившие, что впереди, несмотря ни на что, их ждет счастье. И булка с чаем была самым верным его предзнаменованием.
Глава ХII
Татьяна Юрьевна Кречетова приехала в госпиталь спустя четыре месяц после отбытия Кирилла на фронт. Заплаканная, она судорожно сжимала в руках черную меховую муфту, глаза неестественно блестели под густой двойной вуалью.
Лиза, в переднике, давно утратившем первоначальную белизну, привычно перевязывала раненого. Руки ее двигались быстро и уверенно, но взгляд был отстраненным, будто вся душа ушла в кончики пальцев, выполняющих свою работу. Она почти не спала последние дни — недавно пришло первое известие о тяжелых боях в Восточной Пруссии, где служил Кирилл.
