Своего знакомства мы с дядей Артуром, конечно, не выдали. При попытке расплатиться, растопырив пальцы, он вскинул руки на уровне лица, и сказал, анекдотично пародируя ярко выраженный кавказский акцент:
- Что вы! Что вы, э?! Такой дэвушка красивый, да, я никогда такой не рисовал, а вы мне дэнги тут! Бэсплатно, а! Дарю!
С этими словами он протянул Ире её портрет. Она взяла его, аккуратно удерживая за диагональные уголки, долго рассматривала, а затем спросила:
- А это что такое?
Художник, добавивший отсебятину, понял бы женское возмущение и без её слов.
- Это родинка, как у Мерлин Монро. Это красиво, понимаешь, да? – и тут же, только теперь с вопросом глядя на меня, добавил: - Нет?
- Безусловно, - поддержал я, - да в таком нежном, поцелуйчатом месте. Мне очень нравится, очень, хотя, признаюсь, на фоне остальной красоты сам этого и не заметил…
Мимо администрации абхазского президента, по улице Читанова мы вышли на Красный мост. Речка Басла обдала нас чудесным ароматом сточных вод и тухлого мяса. Недалеко за ней, у открытого кафе без вывески, мы остановились.
- Мне надо в туалет, - заявила Ира, - а после я бы ещё выпила.
- Ещё пива?
- Нет, чего-нибудь покрепче.
Из-за ворот лилась музыка. «Кто тебя создал такую…» - завывал Леонид Портной. Под уверения о его ликующем взгляде, на площадке возле столиков колыхались немолодые подвыпившие тела наших дорогих соотечественников. А местные сидели за столами, как и положено, разбившись по гендерному признаку, смотрели на русскую пьянь и посмеивались, переговариваясь на своём тарабарском наречии. Абхазский язык очень сложный, и я ничего не понимал. Осмотревшись, мы заняли единственный свободный столик в углу веранды. Кроме пепельницы на столе ничего не было, и я закурил. Наше появление оставалось вроде как незамеченным, к нам долго никто не подходил.
- Пойду, поищу уборную, - сказала Ира, встала и направилась в недра заведения.
Сложив бычок гармошкой, я тут же закурил снова. Осмотрелся. На Г-образной веранде с одной стороны сидели абхазы, с другой – русские, между ними – я. Это было странно, ведь обычно представители разных цивилизаций (а Кавказ, несомненно – цивилизация отдельная) выбирают для посиделок разные места, и мне вдруг подумалось, отчего я никогда здесь не бывал прежде. Я посмотрел влево. Там, на заднем дворе, царила непроглядная темень и за углом кто-то шебуршал целлофановыми пакетами. Музыка тем временем сменилась, и теперь из «девяностых» радиотехниковских колонок летел голос Верки Сердючки. Сначала она пела, что всё будет хорошо, а потом ушла в неизвестном направлении, наряженная в «Дольче-Габбана». Всё больше происходящее походило на сельскую дискотеку для баб нефертильного возраста. А ко мне пришла Ира. Она села за стол, поставила на него свой клатч, подпёрла подбородок кулаком и молча смотрела на меня. Мне стало неловко.
- Пойду, найду гарсона, - сказал я и предпринял попытку встать, но Ира меня осадила.
- Не надо. Я уже всё решила.
- Не понял.
- Ну, заказала уже.
- И что же ты заказала?
- Бутылку текилы со всеми причиндалами, два шашлыка с этим, как его, соусом алычовым…
- Ткемали.
- Да, и жареной картохи к нему же.
«И куда в неё столько лезет, - подумал я». И спросил:
- А не развезёт, с бутылки-то да после пива?
- Повезёт, так развезёт, - резонно заметила Ира, взяла пачку, достала сигарету, помяла её, как опытная беломорщица, двумя тяжками прикурила и принялась разглядывать окружающих.
На танцполе опять бесновались, в дальнем углу смеялись, а мы сидели молча. Но тут принесли текилу. Немолодой пузатый абхаз поставил на стол бутылку «Сауза», две стопки с толстым дном, огромную тарелку с тончайшими дольками лимона и блюдечко с солью. Как-то странно посмотрел на меня. Мне он тоже показался знакомым, но я не мог припомнить, где и когда мог его видеть. Я задумался над этим.
- Ну что, может, выпьем уже? – спросила Ира.
- Выпьем, - ответил я и остался недвижим.
- Так наливай. Или мне прикажешь?
- Да, я бы хотел, чтобы и ты за мной поухаживала, поспаивала, пособлазняла.
Она хмыкнула, и ухватилась за бутылку. Повертела крышку, но ничего не вышло – та прокручивалась вместе с ободком. Мне смешно было смотреть на её однообразные безуспешные попытки. Тогда я приказал поставить бутылку на стол и крепко держать двумя руками, а сам, для надёжности, положил левую ладонь на её скрещенные на бутылке пальцы, а правую на крышку, которую плотно обхватил, примериваясь, и резко рванул в сторону. Крышка поддалась напору. Ирка заметила, что опыт не пропьёшь. Я пропустил замшелую шутку мимо, парировав, что ещё не таким фокусам учил меня отец. Взяв стопку, я тыкнул её в лимон, затем в соль. То же проделал и со второй. Кивнул Ире, чтоб наливала. Она налила, а после поинтересовалась, какие ещё отцовские уроки я усвоил также хорошо, на что я заметил, что знаю десять заповедей не то экстрасенса, не то экстрасекса. «Экстрасекс – это интересно», - заметила Ира, за что мы и выпили не чокаясь. Я предложил сходу повторить. Она не отказалась. Выпили. Я поплыл.
Тем временем атмосфера вокруг накалилась до предела – началось караоке. Потный мужик и его сисястая спутница завыли «Незаконченный роман». Трудно было так испохабить хорошую песню, но им это с лёгкостью удалось. Особенно некомфортно было оттого, что экран с бегающими словами висел на стене за моей спиной, и эти мрази, а вслед за ними и некоторые другие, пялились в нашу сторону. Затем они просипели «Столик на двоих», и если лысый хоть как-то походил на Игоря Крутого, хоть и без костюма, то его спутница откровенно позорила грубую сексуальность Аллегровой. И всё бы ничего, но «Крутой» выдохся, а новоявленная императрица российской эстрады начала отплясывать, напевая: «младший лейтенант, мальчик молодой…». Впрочем, моя Иришка тоже поплыла, и мы негласно присоединились к местным, смеясь над этой клоунадой.
Нам принесли шашлык, ткемали и картошку, которую в России непатриотично зовут «Айдахо». Пузатый абхаз снова посмотрел на меня, а я на него. Он мне подмигнул. Я в ответ пожал плечами. Так и продолжался наш вечер в, пожалуй, единственном полуночном заведении Сухума. Мы пили и закусывали. Я рассказывал Ирке всю свою историю, вспоминал друзей, про которых писал рассказы, пытался втолковать всё, что надумал о тоске и одиночестве. Короче, обычный пьяный бред мужской души. Она поведывала мне о работе, о Москве и деньгах, которые там крутятся, о безграничных возможностях и перспективах, и ни словом не обмолвилась ни о Питере, ни о родном Мурманске, ни о родителях или друзьях. Был бы я трезв, я бы обиделся. Но я был уже нетрезв, но ещё и не пьян, и её бездушные слова пролетали через мои уши насквозь.
Допив «Саузу» я конкретно окосел. Ирка не отставала. Не знаю как у неё, а у меня от половины съеденного лимона в желудке разыгрался жуткий кисляк, и я точно знал, чем он закончится, но до этого было ещё далеко, а мы снова шли по ночному городу. Мимо пролетали редкие машины. Иногда нам попадались навстречу полуночные прохожие. Сначала я снова обнимал её, затем просто взял за руку – так приятнее. У поворота на улицу Челюскинцев, у затопленного подземного перехода, Ирку стошнило. Это случилось неожиданно. «Волосы», - успела сказать она и перегнулась через парапет. Впервые в жизни я столкнулся с этим, но видел такое в каком-то фильме, и сразу сообразил, что надо делать. Она блевала в переход, а я держал её золотистые локоны, молниеносно собрав их в тугой пучок на затылке. Когда всё закончилось, дал ей свой грязный носовой платок, вечно носимый в заднем кармане брюк, и побежал в ларёк за водой. Вернувшись с полуторалитровой бутылкой минералки, помог ей умыться. Весёлость сошла с её лица. Я чувствовал всю неловкость, которую она испытывала и, как мог, успокаивал, оперируя самыми простыми и грубыми словами. Ну в самом-то деле, столь интимные моменты сближают получше любого секса.
Мы снова прощались на том же месте, что и вчера. Несколько никчёмных фраз спустя, она кивнула в сторону «Айтара» и спросила:
- Может быть, зайдёшь?
- Конечно, зайду, - ответил я, решив, что хватит в игры играть, взрослые всё ж люди.
Это была нелепая, роковая ошибка номер два.
Я заночевал у неё. Утром, как и договаривались, мы отправились на Рицу. Там, как было предсказуемо, так всё и случилось. Вечером, уже затемно, вернулись в город. И снова «Айтар», такси, «Нартаа», набережная, опять прогулка, вновь гостиница «Айтар». Как и многие тысячи раз до этого – утро. Жара, духота. Обезьяний питомник. Ботанический сад. И пляж, где три дня назад мы сидели с Йогой. А ведь он уже уехал, утром уехал, а я даже и не вспомнил о нём. Возникла лёгкая обида на себя, но я быстро её отогнал, ведь мы обменялись контактами и условились о встрече, когда я вернусь. Теперь на том же месте, на тёплых камнях я лежал рядом с Иркой и думал о том, что завтра уедет она. Сентябрь - хороший месяц. Месяц встреч и расставаний. Но это уже было слишком. Мне было тревожно.
Ирка лежала на животе, сложив руки под тем местом, где обычно у женщин случается грудь. Голова свесилась, глаза закрыты. Острые локти впиваются в гальку. Спина застыла в сексуальном изгибе. Дыхания не видно. А я в вольготной позе лежал на боку, любовался телом, с которым предстояло расстаться, запоминал родинку под лопаткой, и думал о её розовых пятках. Они почему-то запомнились мне, как результат двух ночей, и не давали покоя. Наверное, я фетишист. Волны шипели, разбиваясь о берег. Вдали, почти на линии горизонта, качались рыбацкие лодки. Высоко в блёклом небе покрикивали чайки. Молодая девчушка с приятными округлостями, закутанная в нечто полупрозрачное и с рюкзачком на правом плече, прошлёпала по кромке воды, весьма уверенным шагом удаляясь в сторону города.
Я устал лежать. Встал и сказал:
- Пойду купнусь.
- Ага, - ответила Ира и перевернулась на спину.
Вода холодела день ото дня, навязчиво напоминая о приближении зимы. С гор подползала неприятная густая темень, и солнце, ещё только начавшее намекать на закат, грозило сесть прямиком в эту мглу, даже не успев толком покраснеть. Волнение моря усиливалось. Всё это не предвещало ничего хорошего.
Когда я вернулся, Ирка встретила меня надкусанной зелёной чурчхелой.
- На, - сказала она, - поешь, а то ты совсем худой.
- Это не худоба, а запас для потолстения. У тебя он, кстати, тоже имеется, - я сел рядом и пальцем провёл по её рёбрам.
Захихикав, она заизвивалась, как змея. Ира всегда была мила в своей щекоточной боязни.
- Ты же знаешь, что я не толстею, - заметила она.
- Знаю. Я тоже не толстею.
- Вот и ешь, а то если ещё похудеешь, то я тебя замечать перестану.
- Вот и буду, - я откусил здоровый кусок, а остальное, держа за ниточку, протянул ей. Она изловчилась, и налету ухватила чурчхелу зубами. – И ты не забывай хорошо питаться, а то похудеешь, и тогда я тебя брошу, - как мог весомее сказал я, и потрепал её за ляжку. И без того невероятные ранее, после двух ночей её мощные ляхи свели меня с ума окончательно.
- Тогда я тебя уволю.
- А со мной уйдут и мои люди.
- А ты их сначала собери.
- Вот и соберу.
- Вот и собери.
- Ладно, не хочу о работе. Давай лучше подумаем, как проведём этот вечер…
Вечером мы пошли в «Эрцаху», там хорошая европейская кухня и собирается привилегированная местная молодежь, завидев которую за столиками на открытой террасе, приезжие проходят мимо. Идти туда с Ирой было неопасно, но не очень приятно – она непременно притянула бы к себе слишком много пошлых взглядов. Но я был там несколько раз с Астаном, и надеялся, что меня запомнили и это сослужит мне неплохую службу. В принципе, так оно и вышло, если не считать того, что и сам Астан тоже оказался там. Он сидел один за столиком у окна и пил чачу. Вид у него был печальный. Я представил их с Ирой друг другу. Она улыбнулась ему, он кивнул ей в ответ и что-то пробурчал на абхазском. Ира не поняла. Астан сказал, что я переведу. Я, разумеется, тоже ничего не понял, но перевёл это так: «Он попросил не смотреть на него так выразительно, потому что он женат». Астан грустно улыбнулся дурацкой шутке. Ира шутку не поняла, и приняла такой гордый вид, будто его тут и не было вовсе. Тем не менее, по его приглашению мы сели за его столик. Сделали заказ. Выпили мировую. Пытались разговориться, но как-то не получалось. Мрачный настрой Астана давил на нас. Вскоре он встал, сказал мне, чтобы я обязательно нашёл его сегодня вечером или ночью, что есть новости, ещё раз кивнул Ире и вышел.
- Кто это? – спросила она, мотнув головой в сторону выхода.
- Опора, - ответил я.
- Опора?
- Да. Человек, без которого мне здесь было бы не продержаться.
Ира выругалась вслух.
- Я, наверное, его обидела?
- Всё нормально, не переживай. Его обидчики в овраге лошадь доедают.
- И всё-таки нехорошо вышло.
- Да всё в порядке, говорю тебе. Меня больше его новости тревожат.
- Думаешь, известия из России?
- Думаю, да. Хуже, если - нет.
Мне показалось, что Ира взволновалась. Или не показалось?
- Только как же я его найду вечером или, тем более, ночью? - как бы сам себя, спросил я.
- Очень просто – ты пойдёшь к нему, и вы обо всём поговорите.
- Вообще-то, у меня были планы на твой счёт.
- Знаю, - ласково ответила Ира, и положила свою ладонь поверх моей. – Но тебе так будет лучше и спокойнее. А я не хочу расставаться так, как мы расстанемся, проведя вместе ещё одну ночь…
Вечер был испорчен. Вечер был полон нежных слов. Через администратора Ира вызвала такси. Пока мы ждали его, я бормотал какую-чушь, но так и не сказал главного. Всё намекал: «у меня есть ты… я не один… я буду… обязательно». Мне очень хотелось одеть ей на пальчик кольцо, то самое, толстое, серебряное, прабабушкино. Но когда-то оно уже было омрачено Леной Синицкой, и оскорбить Иру я не посмел. Но передал ей свои часы, и взял обещание, что она не снимет их до тех пор, пока мы не встретимся. Это было символично. Но глупо. Но она обещала.
Машина была подана. Ира просила не провожать. И завтра утром – тоже. Она сказала, что позвонит, как только будет в Москве. Мне никогда не было так больно. Стоя возле столика, я крепко её обнимал, сильно-сильно, будто хотел оставить на её теле синяки. На глаза навернулись слёзы, и мне впервые не было за них стыдно. Стукнув лбом, она несколько раз отрывисто чмокнула меня в губы, сказав, что я глупый и совсем не умею прощаться, рывком высвободилась и, не оглядываясь, вышла…
- Рассказывай, - сказал я.
Астан бросил на стол конверт. Я вопросительно посмотрел ему в глаза.
- Это тебе. От Игорька, личный номер 615823.
Та же маленькая кухня, та же чача на столе. Цепкие глаза Астана полны злобы. Такой взгляд часто бывает у тех, кто бессилен перед своими желаниями.
- Читай, - продолжил он. – Но сначала давай выпьем.
Мы выпили по полстакана. Ножа на столе не было, и я надорвал конверт вилкой, которой только что цеплял закуску. Корявый почерк Игоряна узнал сразу. Его пьяные буквы плясали по листу. Ровность строк не выдерживалась. Он писал:
- Что вы! Что вы, э?! Такой дэвушка красивый, да, я никогда такой не рисовал, а вы мне дэнги тут! Бэсплатно, а! Дарю!
С этими словами он протянул Ире её портрет. Она взяла его, аккуратно удерживая за диагональные уголки, долго рассматривала, а затем спросила:
- А это что такое?
Художник, добавивший отсебятину, понял бы женское возмущение и без её слов.
- Это родинка, как у Мерлин Монро. Это красиво, понимаешь, да? – и тут же, только теперь с вопросом глядя на меня, добавил: - Нет?
- Безусловно, - поддержал я, - да в таком нежном, поцелуйчатом месте. Мне очень нравится, очень, хотя, признаюсь, на фоне остальной красоты сам этого и не заметил…
Мимо администрации абхазского президента, по улице Читанова мы вышли на Красный мост. Речка Басла обдала нас чудесным ароматом сточных вод и тухлого мяса. Недалеко за ней, у открытого кафе без вывески, мы остановились.
- Мне надо в туалет, - заявила Ира, - а после я бы ещё выпила.
- Ещё пива?
- Нет, чего-нибудь покрепче.
Из-за ворот лилась музыка. «Кто тебя создал такую…» - завывал Леонид Портной. Под уверения о его ликующем взгляде, на площадке возле столиков колыхались немолодые подвыпившие тела наших дорогих соотечественников. А местные сидели за столами, как и положено, разбившись по гендерному признаку, смотрели на русскую пьянь и посмеивались, переговариваясь на своём тарабарском наречии. Абхазский язык очень сложный, и я ничего не понимал. Осмотревшись, мы заняли единственный свободный столик в углу веранды. Кроме пепельницы на столе ничего не было, и я закурил. Наше появление оставалось вроде как незамеченным, к нам долго никто не подходил.
- Пойду, поищу уборную, - сказала Ира, встала и направилась в недра заведения.
Сложив бычок гармошкой, я тут же закурил снова. Осмотрелся. На Г-образной веранде с одной стороны сидели абхазы, с другой – русские, между ними – я. Это было странно, ведь обычно представители разных цивилизаций (а Кавказ, несомненно – цивилизация отдельная) выбирают для посиделок разные места, и мне вдруг подумалось, отчего я никогда здесь не бывал прежде. Я посмотрел влево. Там, на заднем дворе, царила непроглядная темень и за углом кто-то шебуршал целлофановыми пакетами. Музыка тем временем сменилась, и теперь из «девяностых» радиотехниковских колонок летел голос Верки Сердючки. Сначала она пела, что всё будет хорошо, а потом ушла в неизвестном направлении, наряженная в «Дольче-Габбана». Всё больше происходящее походило на сельскую дискотеку для баб нефертильного возраста. А ко мне пришла Ира. Она села за стол, поставила на него свой клатч, подпёрла подбородок кулаком и молча смотрела на меня. Мне стало неловко.
- Пойду, найду гарсона, - сказал я и предпринял попытку встать, но Ира меня осадила.
- Не надо. Я уже всё решила.
- Не понял.
- Ну, заказала уже.
- И что же ты заказала?
- Бутылку текилы со всеми причиндалами, два шашлыка с этим, как его, соусом алычовым…
- Ткемали.
- Да, и жареной картохи к нему же.
«И куда в неё столько лезет, - подумал я». И спросил:
- А не развезёт, с бутылки-то да после пива?
- Повезёт, так развезёт, - резонно заметила Ира, взяла пачку, достала сигарету, помяла её, как опытная беломорщица, двумя тяжками прикурила и принялась разглядывать окружающих.
На танцполе опять бесновались, в дальнем углу смеялись, а мы сидели молча. Но тут принесли текилу. Немолодой пузатый абхаз поставил на стол бутылку «Сауза», две стопки с толстым дном, огромную тарелку с тончайшими дольками лимона и блюдечко с солью. Как-то странно посмотрел на меня. Мне он тоже показался знакомым, но я не мог припомнить, где и когда мог его видеть. Я задумался над этим.
- Ну что, может, выпьем уже? – спросила Ира.
- Выпьем, - ответил я и остался недвижим.
- Так наливай. Или мне прикажешь?
- Да, я бы хотел, чтобы и ты за мной поухаживала, поспаивала, пособлазняла.
Она хмыкнула, и ухватилась за бутылку. Повертела крышку, но ничего не вышло – та прокручивалась вместе с ободком. Мне смешно было смотреть на её однообразные безуспешные попытки. Тогда я приказал поставить бутылку на стол и крепко держать двумя руками, а сам, для надёжности, положил левую ладонь на её скрещенные на бутылке пальцы, а правую на крышку, которую плотно обхватил, примериваясь, и резко рванул в сторону. Крышка поддалась напору. Ирка заметила, что опыт не пропьёшь. Я пропустил замшелую шутку мимо, парировав, что ещё не таким фокусам учил меня отец. Взяв стопку, я тыкнул её в лимон, затем в соль. То же проделал и со второй. Кивнул Ире, чтоб наливала. Она налила, а после поинтересовалась, какие ещё отцовские уроки я усвоил также хорошо, на что я заметил, что знаю десять заповедей не то экстрасенса, не то экстрасекса. «Экстрасекс – это интересно», - заметила Ира, за что мы и выпили не чокаясь. Я предложил сходу повторить. Она не отказалась. Выпили. Я поплыл.
Тем временем атмосфера вокруг накалилась до предела – началось караоке. Потный мужик и его сисястая спутница завыли «Незаконченный роман». Трудно было так испохабить хорошую песню, но им это с лёгкостью удалось. Особенно некомфортно было оттого, что экран с бегающими словами висел на стене за моей спиной, и эти мрази, а вслед за ними и некоторые другие, пялились в нашу сторону. Затем они просипели «Столик на двоих», и если лысый хоть как-то походил на Игоря Крутого, хоть и без костюма, то его спутница откровенно позорила грубую сексуальность Аллегровой. И всё бы ничего, но «Крутой» выдохся, а новоявленная императрица российской эстрады начала отплясывать, напевая: «младший лейтенант, мальчик молодой…». Впрочем, моя Иришка тоже поплыла, и мы негласно присоединились к местным, смеясь над этой клоунадой.
Нам принесли шашлык, ткемали и картошку, которую в России непатриотично зовут «Айдахо». Пузатый абхаз снова посмотрел на меня, а я на него. Он мне подмигнул. Я в ответ пожал плечами. Так и продолжался наш вечер в, пожалуй, единственном полуночном заведении Сухума. Мы пили и закусывали. Я рассказывал Ирке всю свою историю, вспоминал друзей, про которых писал рассказы, пытался втолковать всё, что надумал о тоске и одиночестве. Короче, обычный пьяный бред мужской души. Она поведывала мне о работе, о Москве и деньгах, которые там крутятся, о безграничных возможностях и перспективах, и ни словом не обмолвилась ни о Питере, ни о родном Мурманске, ни о родителях или друзьях. Был бы я трезв, я бы обиделся. Но я был уже нетрезв, но ещё и не пьян, и её бездушные слова пролетали через мои уши насквозь.
Допив «Саузу» я конкретно окосел. Ирка не отставала. Не знаю как у неё, а у меня от половины съеденного лимона в желудке разыгрался жуткий кисляк, и я точно знал, чем он закончится, но до этого было ещё далеко, а мы снова шли по ночному городу. Мимо пролетали редкие машины. Иногда нам попадались навстречу полуночные прохожие. Сначала я снова обнимал её, затем просто взял за руку – так приятнее. У поворота на улицу Челюскинцев, у затопленного подземного перехода, Ирку стошнило. Это случилось неожиданно. «Волосы», - успела сказать она и перегнулась через парапет. Впервые в жизни я столкнулся с этим, но видел такое в каком-то фильме, и сразу сообразил, что надо делать. Она блевала в переход, а я держал её золотистые локоны, молниеносно собрав их в тугой пучок на затылке. Когда всё закончилось, дал ей свой грязный носовой платок, вечно носимый в заднем кармане брюк, и побежал в ларёк за водой. Вернувшись с полуторалитровой бутылкой минералки, помог ей умыться. Весёлость сошла с её лица. Я чувствовал всю неловкость, которую она испытывала и, как мог, успокаивал, оперируя самыми простыми и грубыми словами. Ну в самом-то деле, столь интимные моменты сближают получше любого секса.
Мы снова прощались на том же месте, что и вчера. Несколько никчёмных фраз спустя, она кивнула в сторону «Айтара» и спросила:
- Может быть, зайдёшь?
- Конечно, зайду, - ответил я, решив, что хватит в игры играть, взрослые всё ж люди.
Это была нелепая, роковая ошибка номер два.
***
Я заночевал у неё. Утром, как и договаривались, мы отправились на Рицу. Там, как было предсказуемо, так всё и случилось. Вечером, уже затемно, вернулись в город. И снова «Айтар», такси, «Нартаа», набережная, опять прогулка, вновь гостиница «Айтар». Как и многие тысячи раз до этого – утро. Жара, духота. Обезьяний питомник. Ботанический сад. И пляж, где три дня назад мы сидели с Йогой. А ведь он уже уехал, утром уехал, а я даже и не вспомнил о нём. Возникла лёгкая обида на себя, но я быстро её отогнал, ведь мы обменялись контактами и условились о встрече, когда я вернусь. Теперь на том же месте, на тёплых камнях я лежал рядом с Иркой и думал о том, что завтра уедет она. Сентябрь - хороший месяц. Месяц встреч и расставаний. Но это уже было слишком. Мне было тревожно.
Ирка лежала на животе, сложив руки под тем местом, где обычно у женщин случается грудь. Голова свесилась, глаза закрыты. Острые локти впиваются в гальку. Спина застыла в сексуальном изгибе. Дыхания не видно. А я в вольготной позе лежал на боку, любовался телом, с которым предстояло расстаться, запоминал родинку под лопаткой, и думал о её розовых пятках. Они почему-то запомнились мне, как результат двух ночей, и не давали покоя. Наверное, я фетишист. Волны шипели, разбиваясь о берег. Вдали, почти на линии горизонта, качались рыбацкие лодки. Высоко в блёклом небе покрикивали чайки. Молодая девчушка с приятными округлостями, закутанная в нечто полупрозрачное и с рюкзачком на правом плече, прошлёпала по кромке воды, весьма уверенным шагом удаляясь в сторону города.
Я устал лежать. Встал и сказал:
- Пойду купнусь.
- Ага, - ответила Ира и перевернулась на спину.
Вода холодела день ото дня, навязчиво напоминая о приближении зимы. С гор подползала неприятная густая темень, и солнце, ещё только начавшее намекать на закат, грозило сесть прямиком в эту мглу, даже не успев толком покраснеть. Волнение моря усиливалось. Всё это не предвещало ничего хорошего.
Когда я вернулся, Ирка встретила меня надкусанной зелёной чурчхелой.
- На, - сказала она, - поешь, а то ты совсем худой.
- Это не худоба, а запас для потолстения. У тебя он, кстати, тоже имеется, - я сел рядом и пальцем провёл по её рёбрам.
Захихикав, она заизвивалась, как змея. Ира всегда была мила в своей щекоточной боязни.
- Ты же знаешь, что я не толстею, - заметила она.
- Знаю. Я тоже не толстею.
- Вот и ешь, а то если ещё похудеешь, то я тебя замечать перестану.
- Вот и буду, - я откусил здоровый кусок, а остальное, держа за ниточку, протянул ей. Она изловчилась, и налету ухватила чурчхелу зубами. – И ты не забывай хорошо питаться, а то похудеешь, и тогда я тебя брошу, - как мог весомее сказал я, и потрепал её за ляжку. И без того невероятные ранее, после двух ночей её мощные ляхи свели меня с ума окончательно.
- Тогда я тебя уволю.
- А со мной уйдут и мои люди.
- А ты их сначала собери.
- Вот и соберу.
- Вот и собери.
- Ладно, не хочу о работе. Давай лучше подумаем, как проведём этот вечер…
Вечером мы пошли в «Эрцаху», там хорошая европейская кухня и собирается привилегированная местная молодежь, завидев которую за столиками на открытой террасе, приезжие проходят мимо. Идти туда с Ирой было неопасно, но не очень приятно – она непременно притянула бы к себе слишком много пошлых взглядов. Но я был там несколько раз с Астаном, и надеялся, что меня запомнили и это сослужит мне неплохую службу. В принципе, так оно и вышло, если не считать того, что и сам Астан тоже оказался там. Он сидел один за столиком у окна и пил чачу. Вид у него был печальный. Я представил их с Ирой друг другу. Она улыбнулась ему, он кивнул ей в ответ и что-то пробурчал на абхазском. Ира не поняла. Астан сказал, что я переведу. Я, разумеется, тоже ничего не понял, но перевёл это так: «Он попросил не смотреть на него так выразительно, потому что он женат». Астан грустно улыбнулся дурацкой шутке. Ира шутку не поняла, и приняла такой гордый вид, будто его тут и не было вовсе. Тем не менее, по его приглашению мы сели за его столик. Сделали заказ. Выпили мировую. Пытались разговориться, но как-то не получалось. Мрачный настрой Астана давил на нас. Вскоре он встал, сказал мне, чтобы я обязательно нашёл его сегодня вечером или ночью, что есть новости, ещё раз кивнул Ире и вышел.
- Кто это? – спросила она, мотнув головой в сторону выхода.
- Опора, - ответил я.
- Опора?
- Да. Человек, без которого мне здесь было бы не продержаться.
Ира выругалась вслух.
- Я, наверное, его обидела?
- Всё нормально, не переживай. Его обидчики в овраге лошадь доедают.
- И всё-таки нехорошо вышло.
- Да всё в порядке, говорю тебе. Меня больше его новости тревожат.
- Думаешь, известия из России?
- Думаю, да. Хуже, если - нет.
Мне показалось, что Ира взволновалась. Или не показалось?
- Только как же я его найду вечером или, тем более, ночью? - как бы сам себя, спросил я.
- Очень просто – ты пойдёшь к нему, и вы обо всём поговорите.
- Вообще-то, у меня были планы на твой счёт.
- Знаю, - ласково ответила Ира, и положила свою ладонь поверх моей. – Но тебе так будет лучше и спокойнее. А я не хочу расставаться так, как мы расстанемся, проведя вместе ещё одну ночь…
Вечер был испорчен. Вечер был полон нежных слов. Через администратора Ира вызвала такси. Пока мы ждали его, я бормотал какую-чушь, но так и не сказал главного. Всё намекал: «у меня есть ты… я не один… я буду… обязательно». Мне очень хотелось одеть ей на пальчик кольцо, то самое, толстое, серебряное, прабабушкино. Но когда-то оно уже было омрачено Леной Синицкой, и оскорбить Иру я не посмел. Но передал ей свои часы, и взял обещание, что она не снимет их до тех пор, пока мы не встретимся. Это было символично. Но глупо. Но она обещала.
Машина была подана. Ира просила не провожать. И завтра утром – тоже. Она сказала, что позвонит, как только будет в Москве. Мне никогда не было так больно. Стоя возле столика, я крепко её обнимал, сильно-сильно, будто хотел оставить на её теле синяки. На глаза навернулись слёзы, и мне впервые не было за них стыдно. Стукнув лбом, она несколько раз отрывисто чмокнула меня в губы, сказав, что я глупый и совсем не умею прощаться, рывком высвободилась и, не оглядываясь, вышла…
- Рассказывай, - сказал я.
Астан бросил на стол конверт. Я вопросительно посмотрел ему в глаза.
- Это тебе. От Игорька, личный номер 615823.
Та же маленькая кухня, та же чача на столе. Цепкие глаза Астана полны злобы. Такой взгляд часто бывает у тех, кто бессилен перед своими желаниями.
- Читай, - продолжил он. – Но сначала давай выпьем.
Мы выпили по полстакана. Ножа на столе не было, и я надорвал конверт вилкой, которой только что цеплял закуску. Корявый почерк Игоряна узнал сразу. Его пьяные буквы плясали по листу. Ровность строк не выдерживалась. Он писал:
