- А почему вы назвали его разными именами?
- Имя одно, просто на доможирский манер оно звучит Саквелизаб, а на людской - Базилевкас. Я зову его на человеческий манер, что б помнил, кто здесь хозяин.
- А та многодетная мамочка в сарафане - его жена?
- Постой, постой, когда ты ее видел?
Я рассказал.
- Значит, в измененном состоянии, ты обретаешь способность видеть духов. Интересно... На что-то подобное намекал Йоханес, но он был слишком себе на уме, что б просто рассказывать. Слушай, Анзор, обещай, что вернешься ко мне.
Он уставился на меня в упор, глаза горели - прямо как на охоте!
- Или лучше закрепить твое обещание...
Я подозреваю, что в этом "закрепить обещание" не было для меня ничего хорошего. С его способами внушения я уже познакомился.
- Что значит "вернешься"?
- Когда сделаешь свое дело.
Я подумал, что он говорит о мести. Пожал плечами:
- Ну, поживу у вас, раз приглашаете.
- Вот и ладно! Вот и хорошо! - он рассмеялся и стукнул себя по колену. - Слово даешь?
- Даю.
- Верю. Парень ты честный. Пока...
И он как-то нехорошо задумался.
Тут появился Саквелизаб, нагруженный подносом. Там лежало и мясо, и жареный рябчик, и скрученная улиткой колбаса, и сливовый виноград, и свежий хлеб, и крендель - больше, чем тогда у колдуна. Не было только яхонтового яблочка. В железном кубке переливался радугами молочно-мутный напиток.
- Угощайтесь, господин мой. Угощайтесь, господин Саквелизаб, - предложил я, как полагается.
- Много же у тебя, Анзор, деревенских суеверий, - усмехнулся колдун, а доможир не отказался, подошел, деликатно отведал по кусочку от каждого блюда.
Я мигом проглотил все яства, утолил волчий голод.
От напитка приятная тяжесть разлилась по членам и приятная легкость возникла в голове. Такое уже бывало.
Господин испытующе следил за мной, пряча в глазах насмешку. Я сердито не замечал его. Как можно такие важные вещи называть суевериями!
- Передавайте привет вашей жене и деткам, они мне очень понравились! - обратился я к доможиру, подняв кубок в знак того, что пью за здоровье его семьи. Домашний дух вздыбил шерстку над глазами, несколько секунд бессмысленно пялился на меня, потом с гневным бормотанием бросился на стенку, натолкнулся, упал, непонятно выругался и исчез.
- Подвел ты доможириху своей учтивостью, Анзор. Сейчас он поколотит бедняжку. Базилевкас держит семью в строгости, по старинным правилам, не велит жене на людях показываться. Он видно решил, что она явилась тебе в материальной оболочке.
- Да нет, они же в стенку ушли! Он не знает, что я теперь могу видеть духов! Ой! Да зачем же! Она такая милая! Надо его остановить!
- Это их заботы! Слушай, Анзор, что я хочу тебе сказать. Что бы стать настоящим оборотнем, недостаточно одного удачного превращения, ты это понимаешь.
- Конечно! - горячо поддержал я. После событий сегодняшнего утра меня так и тянуло действовать, ну хотя бы поговорить.
Один острый взгляд, и я прикусил язык.
- Я не могу допустить, что б у меня по дому свободно разгуливал волкодлак. Это ясно. А превращения за решеткой - нонсенс. Я получу волка-неврастеника, опасного урода, вот и все. Волку нужен лес.
Я энергично затряс головой, соглашаясь: воспоминание о лютой тоске, охватившей меня, волка, в загоне, живейшим образом отложилось в памяти.
- Для окончательной шлифовки тебе надо пожить в лесу.
" Для окончательной шлифовки"! Вот это да! Ай да я! Многие ли из тех, что вышли искать Долю одновременно со мной, успели хотя бы найти себе наставника? А я уже почти обучился ремеслу (правда, не всякому прилично объяснять, что это за ремесло). Необходимо напомнить, что после напитка, радужного, как мыльный пузырь, голова моя сделалась легкой.
Я восторженно согласился с колдуном.
- Настоятельно тебе советую (приказывать я тут не в праве, но прошу прислушаться к моим советам) на первых порах отправиться к засекам. Людей там не бывает, ты сможешь упражняться в трансформациях без помех. Дичи полно. Голодать не придется.
Я подумал, что волкодлаки вроде бы не едят сырого мяса, но промолчал, не захотел вновь натыкаться на острый взгляд, решил, что сам как-нибудь разберусь.
- А как освоишься, очень кстати было бы тебе погулять в районе Вышниц. Это конечно, не ближний край, но ты легко доберешься. И чем больше расползется слухов о появлении жуткого волкодлака в тех краях, тем лучше. Вернешься в ночь слияния лун.
Слияние лун - редкое явление. Я видел его всего раз в жизни.
- А когда оно примерно будет, господин мой?
- Не примерно, а ровно через двенадцать дней. Шесть дней на тренировки, шесть - на Вышницы. Хватит. Кстати, ты без седла когда-нибудь ездил?
- Да я в седле никогда не ездил! Откуда у деревенской ребятни седла-то?
- Хорошо. Возьмешь в конюшне Вихорку - там знают - выедешь отсюда в человеческом облике, без фокусов, понял? Доберешься до места, разнуздаешь, уздечку выбросишь, свистнешь покрепче. Он сам домой вернется - конек бывалый. Да! Смотри, превращайся, когда он далеко ускачет, я не хочу его потерять.
Да что он заладил, разве я зверь неразумный? Я же прекрасно помню, что не только в волчьем облике, но даже при неудачном превращении сохранял ясное человеческое сознание. Открыл было рот возмутиться, но он не дал сказать.
- Еще. Подолгу волком не оставайся. Хоть раз в день, хоть на часок, но становись человеком. Иначе за последствия не ручаюсь. Все. До встречи.
Он направился к выходу, но уловил мое движение. Прикрыл на миг утомленно глаза:
- Спрашивай, Анзор, что у тебя там опять.
- А если будет облачная погода, господин мой, как я узнаю, что Мать и Дочь соединились?
- Любишь ты искать проблемы на пустом месте. Думаешь, духов ты способен увидеть, а луну нет?
Ясно было, что колдун очень устал. Во мне же бурлили, меня просто распирали волчьи силы.
- Господин мой, - остановил я его вопросом уже в дверях, - вы отпускаете меня на волю, там живут люди...
- Ну!
- Вы все время твердите, что я могу быть опасен...
- Это не мои заботы. Только держись подальше от Жалиц. Отправляйся немедленно, Анзор, здесь тебе больше нечего делать. Я уже все сказал.
Он ушел, а я вскочил и отмочил вокруг стола в мастерской дикий танец с самыми замысловатыми коленцами, иначе бы просто лопнул от возбуждения.
Все мои вещи были на мне, я и отправился в конюшню немедленно.
У ворот огромного мрачного сарая черным столбом стояла Аше. В моем ликующем настроении неприятно было видеть несчастную недопревращенную.
- Вот ты какой! Даже не попрощался.
В руках Аше держала мешок.
- Да я же ненадолго, Аше! Скоро вернусь.
Она покачала головой:
- Беги отсюда, пока можешь. Он уже и так искалечил тебя.
- Ха-ха!
Аше шмыгнула носом под покрывалом.
- Вот. Возьми, - она пихнула меня в бок мешком, оказавшимся туго набитым рюкзаком. Я взял его за лямку и закинул за спину.
- Спасибо, но на что он мне? Я теперь и без барахла обойдусь.
- Мое какое дело! Велели собрать, я собрала. Кое-что от себя положила. Знала бы, что ты такой, не старалась бы.
- Пока! - меньше всего мое настроение подходило для чувствительной болтовни. Я сам себе напоминал собаку, которую позвали на охоту, и она не находит места, пока охотник с чудовищной медлительностью натягивает сапоги, осматривает одну за другой стрелы в колчане...
Я попытался обойти Аше. Она вдруг порывисто шагнула ко мне, обняла, пригнула мою голову, на миг коснулась лбом лба, шепнула: "Уходи!", развернулась так, что балахон вздулся пузырем, и побежала прочь.
Наконец, я от нее отделался.
В темной конюшне кто-то большой и черный при свете огарка чинил сбрую.
На мое требование привести Вихорку, он молча поднялся ( тень загнулась до середины потолка) и скрылся в темноте. Я так и не понял, был ли это один из тех мрачных мужиков, что так не нравились мне в людской, или очередной домашний дух - может, конюшенный - на службе у колдуна, и как в этом случае решен вопрос с молчанием.
Лошадей у колдуна хватило бы, небось, на всю нашу деревню. Каждая помещалась в своем деннике. От моего присутствия они заволновались, но не слишком - скорей всего, просто почуяли чужого человека, не волка.
В глубине конюшни послышалось равномерное переступание копыт, черный бородач молча сунул мне в руку повод, блеснул белками (все же интересовался мной) и вернулся к своей работе.
Я вывел Вихорку на свет.
Я-то считал, что имя обещанного коня происходит от слова "вихрь", а оказалось, скорее от "вихор". Мне дали неказистую низенькую лошаденку, из тех, на каких ездят люди Темной Луны, с тощей гривкой, с вихрастой какой-то шерстью - такую сколько не чисти скребницей, все равно не заблестит. Естественно, колдун отдал клячу, что не жалко бросить.
Бормоча под нос: "Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!", я взгромоздился ей на спину. Ноги мои почти касались брусчатки. Но спина оказалась неожиданно удобной, лошаденка гладкой.
Отвратительно тряской рысью я подъехал к воротам, гаркнул на карликов, которые вдвоем поспешно налегли на створку, и на улице поднял клячу в галоп. Мне было плевать, что нам предстоит дальний путь. В конце концов, я могу бросить этого лядашего Вихорку, когда он выдохнется, и продолжить путь на своих четырех. Мною владело одно желание: поскорей оказаться в безлюдной местности и насладиться своей новой плотью.
Галоп у Вихорки оказался поразительным, такого я ни у одной лошади не встречал - я словно покачивался в лодке на маленьких волнах, да еще сидя удобно. Мы пролетели изгиб Красивой Выри, поблекшую березовую рощу, промчались мимо пяти деревень - Вихорка не сбавлял хода, шел тем же плавным галопом, что и в начале пути. Я с удивлением смотрел на подрагивавшую передо мной гривку и все более и более понимал, что колдун-то доверил мне настоящее сокровище! Ай да колдовская лошадка!
Спустились ранние сумерки. Мы уже миновали Войницы – то ли городок, то ли деревню за бревенчатым частоколом. Вихорка все так же плавно покачивался подо мной, все так же оставлял за спиной леса, речки и деревни. Только его вихрастые бока потемнели от пота.
Трава глушила звук копыт, дорога основательно заросла, но никак не кончалась. До засек мы еще не добрались. Ведь у засек ни дорог, ни тропинок быть не может. Сколько же нам еще ехать? Мне стало жаль коня. Ему предстоял долгий обратный путь в темноте. Страшно оставлять его ночевать рядом с собой.
Люди нам давно уже не встречались: в этих местах об эту пору никто не ходил. Я остановил Вихорку возле подходящей полянки и неуклюже сполз с его спины. Все тело закоченело от многочасовой скачки. Потрепал коня по мокрой шее, с восхищением и признательностью разглядел это удивительное существо. Вихорка по-прежнему выглядел полной клячей, мокрый - в особенности. От него валил пар. Я вспомнил Нукаса.
Конек косил на меня говорящим глазом. Я разнуздал друга, обнял за шею, пожалел, что нечем угостить, похлопал по шершавому боку и сказал тихонько:
- Ступай. Счастливого пути.
Отошел и свистнул в два пальца.
Вихорка заржал, встал на дыбы и умчался неслышно по спорышу и клеверу, затянувшим дорогу.
Пропал мой волшебный конь!
Я один стоял на заросшей дороге. Рюкзак и узда валялись у ног. Лес и сумерки окружали меня. Было то время, что зовут "меж волком и собакой".
Меж волком и человеком.
Я больше не спешил.
Мне предстояло переступить очередную черту.
Три я уже перешагнул.
Съеденная кем-то меж мирами девушка, которая и не человек вовсе.
Выброшенный крендель.
Меловая черта на полу, проведенная голубым крошащимся мелом. Она в особенности запомнилась.
И каждый шаг приводил к нерадостным последствиям.
Превращения лапы, как и превращения в клетке, могли закончиться плохо только для меня. Теперь я представлял неведомую грозную силу на воле. К чему приведет четвертый шаг?
Я уже не управлял событиями - они несли меня, как весенний поток.
Я мысленно воззвал к Великому Змею (Следа его не было видно за облаками), к Небесным Пряхам, к Родичам. К Родичам в особенности.
Как же далеко я зашел! Возвращаться поздно.
Я залез в кусты, подальше от дороги, нашел небольшую прогалину в буреломе и начал превращение. Вихорка, конечно, летел уже где-то на безопасном расстоянии.
Шерстинки прорастали сквозь кожу, приятно разогревая ее. Моему изменяющемуся телу сразу стало тесно в одежде. Я мысленно ахнул! До сих пор я превращался голым - и рука, и сам! Мне не пришло в голову раздеться. Мысли-то парили в высоких сферах! Что же это из меня получится? Конь в пальто?!
Но я боялся остановить свою вторую в своей жизни полную трансформацию, довел ее до конца и вскоре уже стоял в кустах этаким волчьим пугалом.
Лес звал меня мириадами безмолвных голосов. Сумерки не сделались ярче, но проросли несметными деталями, сонмами запахов и звуков.
Поджимая одну за другой задние лапы, я выступил из сапог. Угораздило же меня превратиться в одежде! Это только в быличках рассказывается: "Сняли с медведицы шкуру, а под ней невеста в полном свадебном уборе", "Встряхнул отец волка за шиворот, шкура лопнула, и из нее выпал сын, в той самой одежде, в какой ушел из дома". А в жизни вот не так.
Со штанами я справился легко - зацепил их тесемкой за сучок и стянул. А с кафтанчиком пришлось повозиться: я тащил его и дергал зубами, терся животом о землю и о стволы, что бы расстегнуть пуговицы, и стянул-таки, порядком истрепав. Пятясь, выбрался из рубахи. Словом, достойно провел первые минуты волчьего бытия.
Я зверски проголодался.
Мать светила за облаками. До полнолуния не хватало последней четверти. Небольшая птица с девичьей головкой подлетела посмотреть на меня, скривила ротик и свечой взмыла вверх.
- Имя одно, просто на доможирский манер оно звучит Саквелизаб, а на людской - Базилевкас. Я зову его на человеческий манер, что б помнил, кто здесь хозяин.
- А та многодетная мамочка в сарафане - его жена?
- Постой, постой, когда ты ее видел?
Я рассказал.
- Значит, в измененном состоянии, ты обретаешь способность видеть духов. Интересно... На что-то подобное намекал Йоханес, но он был слишком себе на уме, что б просто рассказывать. Слушай, Анзор, обещай, что вернешься ко мне.
Он уставился на меня в упор, глаза горели - прямо как на охоте!
- Или лучше закрепить твое обещание...
Я подозреваю, что в этом "закрепить обещание" не было для меня ничего хорошего. С его способами внушения я уже познакомился.
- Что значит "вернешься"?
- Когда сделаешь свое дело.
Я подумал, что он говорит о мести. Пожал плечами:
- Ну, поживу у вас, раз приглашаете.
- Вот и ладно! Вот и хорошо! - он рассмеялся и стукнул себя по колену. - Слово даешь?
- Даю.
- Верю. Парень ты честный. Пока...
И он как-то нехорошо задумался.
Тут появился Саквелизаб, нагруженный подносом. Там лежало и мясо, и жареный рябчик, и скрученная улиткой колбаса, и сливовый виноград, и свежий хлеб, и крендель - больше, чем тогда у колдуна. Не было только яхонтового яблочка. В железном кубке переливался радугами молочно-мутный напиток.
- Угощайтесь, господин мой. Угощайтесь, господин Саквелизаб, - предложил я, как полагается.
- Много же у тебя, Анзор, деревенских суеверий, - усмехнулся колдун, а доможир не отказался, подошел, деликатно отведал по кусочку от каждого блюда.
Я мигом проглотил все яства, утолил волчий голод.
От напитка приятная тяжесть разлилась по членам и приятная легкость возникла в голове. Такое уже бывало.
Господин испытующе следил за мной, пряча в глазах насмешку. Я сердито не замечал его. Как можно такие важные вещи называть суевериями!
- Передавайте привет вашей жене и деткам, они мне очень понравились! - обратился я к доможиру, подняв кубок в знак того, что пью за здоровье его семьи. Домашний дух вздыбил шерстку над глазами, несколько секунд бессмысленно пялился на меня, потом с гневным бормотанием бросился на стенку, натолкнулся, упал, непонятно выругался и исчез.
- Подвел ты доможириху своей учтивостью, Анзор. Сейчас он поколотит бедняжку. Базилевкас держит семью в строгости, по старинным правилам, не велит жене на людях показываться. Он видно решил, что она явилась тебе в материальной оболочке.
- Да нет, они же в стенку ушли! Он не знает, что я теперь могу видеть духов! Ой! Да зачем же! Она такая милая! Надо его остановить!
- Это их заботы! Слушай, Анзор, что я хочу тебе сказать. Что бы стать настоящим оборотнем, недостаточно одного удачного превращения, ты это понимаешь.
- Конечно! - горячо поддержал я. После событий сегодняшнего утра меня так и тянуло действовать, ну хотя бы поговорить.
Один острый взгляд, и я прикусил язык.
- Я не могу допустить, что б у меня по дому свободно разгуливал волкодлак. Это ясно. А превращения за решеткой - нонсенс. Я получу волка-неврастеника, опасного урода, вот и все. Волку нужен лес.
Я энергично затряс головой, соглашаясь: воспоминание о лютой тоске, охватившей меня, волка, в загоне, живейшим образом отложилось в памяти.
- Для окончательной шлифовки тебе надо пожить в лесу.
" Для окончательной шлифовки"! Вот это да! Ай да я! Многие ли из тех, что вышли искать Долю одновременно со мной, успели хотя бы найти себе наставника? А я уже почти обучился ремеслу (правда, не всякому прилично объяснять, что это за ремесло). Необходимо напомнить, что после напитка, радужного, как мыльный пузырь, голова моя сделалась легкой.
Я восторженно согласился с колдуном.
- Настоятельно тебе советую (приказывать я тут не в праве, но прошу прислушаться к моим советам) на первых порах отправиться к засекам. Людей там не бывает, ты сможешь упражняться в трансформациях без помех. Дичи полно. Голодать не придется.
Я подумал, что волкодлаки вроде бы не едят сырого мяса, но промолчал, не захотел вновь натыкаться на острый взгляд, решил, что сам как-нибудь разберусь.
- А как освоишься, очень кстати было бы тебе погулять в районе Вышниц. Это конечно, не ближний край, но ты легко доберешься. И чем больше расползется слухов о появлении жуткого волкодлака в тех краях, тем лучше. Вернешься в ночь слияния лун.
Слияние лун - редкое явление. Я видел его всего раз в жизни.
- А когда оно примерно будет, господин мой?
- Не примерно, а ровно через двенадцать дней. Шесть дней на тренировки, шесть - на Вышницы. Хватит. Кстати, ты без седла когда-нибудь ездил?
- Да я в седле никогда не ездил! Откуда у деревенской ребятни седла-то?
- Хорошо. Возьмешь в конюшне Вихорку - там знают - выедешь отсюда в человеческом облике, без фокусов, понял? Доберешься до места, разнуздаешь, уздечку выбросишь, свистнешь покрепче. Он сам домой вернется - конек бывалый. Да! Смотри, превращайся, когда он далеко ускачет, я не хочу его потерять.
Да что он заладил, разве я зверь неразумный? Я же прекрасно помню, что не только в волчьем облике, но даже при неудачном превращении сохранял ясное человеческое сознание. Открыл было рот возмутиться, но он не дал сказать.
- Еще. Подолгу волком не оставайся. Хоть раз в день, хоть на часок, но становись человеком. Иначе за последствия не ручаюсь. Все. До встречи.
Он направился к выходу, но уловил мое движение. Прикрыл на миг утомленно глаза:
- Спрашивай, Анзор, что у тебя там опять.
- А если будет облачная погода, господин мой, как я узнаю, что Мать и Дочь соединились?
- Любишь ты искать проблемы на пустом месте. Думаешь, духов ты способен увидеть, а луну нет?
Ясно было, что колдун очень устал. Во мне же бурлили, меня просто распирали волчьи силы.
- Господин мой, - остановил я его вопросом уже в дверях, - вы отпускаете меня на волю, там живут люди...
- Ну!
- Вы все время твердите, что я могу быть опасен...
- Это не мои заботы. Только держись подальше от Жалиц. Отправляйся немедленно, Анзор, здесь тебе больше нечего делать. Я уже все сказал.
Он ушел, а я вскочил и отмочил вокруг стола в мастерской дикий танец с самыми замысловатыми коленцами, иначе бы просто лопнул от возбуждения.
Все мои вещи были на мне, я и отправился в конюшню немедленно.
У ворот огромного мрачного сарая черным столбом стояла Аше. В моем ликующем настроении неприятно было видеть несчастную недопревращенную.
- Вот ты какой! Даже не попрощался.
В руках Аше держала мешок.
- Да я же ненадолго, Аше! Скоро вернусь.
Она покачала головой:
- Беги отсюда, пока можешь. Он уже и так искалечил тебя.
- Ха-ха!
Аше шмыгнула носом под покрывалом.
- Вот. Возьми, - она пихнула меня в бок мешком, оказавшимся туго набитым рюкзаком. Я взял его за лямку и закинул за спину.
- Спасибо, но на что он мне? Я теперь и без барахла обойдусь.
- Мое какое дело! Велели собрать, я собрала. Кое-что от себя положила. Знала бы, что ты такой, не старалась бы.
- Пока! - меньше всего мое настроение подходило для чувствительной болтовни. Я сам себе напоминал собаку, которую позвали на охоту, и она не находит места, пока охотник с чудовищной медлительностью натягивает сапоги, осматривает одну за другой стрелы в колчане...
Я попытался обойти Аше. Она вдруг порывисто шагнула ко мне, обняла, пригнула мою голову, на миг коснулась лбом лба, шепнула: "Уходи!", развернулась так, что балахон вздулся пузырем, и побежала прочь.
Наконец, я от нее отделался.
В темной конюшне кто-то большой и черный при свете огарка чинил сбрую.
На мое требование привести Вихорку, он молча поднялся ( тень загнулась до середины потолка) и скрылся в темноте. Я так и не понял, был ли это один из тех мрачных мужиков, что так не нравились мне в людской, или очередной домашний дух - может, конюшенный - на службе у колдуна, и как в этом случае решен вопрос с молчанием.
Лошадей у колдуна хватило бы, небось, на всю нашу деревню. Каждая помещалась в своем деннике. От моего присутствия они заволновались, но не слишком - скорей всего, просто почуяли чужого человека, не волка.
В глубине конюшни послышалось равномерное переступание копыт, черный бородач молча сунул мне в руку повод, блеснул белками (все же интересовался мной) и вернулся к своей работе.
Я вывел Вихорку на свет.
Я-то считал, что имя обещанного коня происходит от слова "вихрь", а оказалось, скорее от "вихор". Мне дали неказистую низенькую лошаденку, из тех, на каких ездят люди Темной Луны, с тощей гривкой, с вихрастой какой-то шерстью - такую сколько не чисти скребницей, все равно не заблестит. Естественно, колдун отдал клячу, что не жалко бросить.
Бормоча под нос: "Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!", я взгромоздился ей на спину. Ноги мои почти касались брусчатки. Но спина оказалась неожиданно удобной, лошаденка гладкой.
Отвратительно тряской рысью я подъехал к воротам, гаркнул на карликов, которые вдвоем поспешно налегли на створку, и на улице поднял клячу в галоп. Мне было плевать, что нам предстоит дальний путь. В конце концов, я могу бросить этого лядашего Вихорку, когда он выдохнется, и продолжить путь на своих четырех. Мною владело одно желание: поскорей оказаться в безлюдной местности и насладиться своей новой плотью.
Галоп у Вихорки оказался поразительным, такого я ни у одной лошади не встречал - я словно покачивался в лодке на маленьких волнах, да еще сидя удобно. Мы пролетели изгиб Красивой Выри, поблекшую березовую рощу, промчались мимо пяти деревень - Вихорка не сбавлял хода, шел тем же плавным галопом, что и в начале пути. Я с удивлением смотрел на подрагивавшую передо мной гривку и все более и более понимал, что колдун-то доверил мне настоящее сокровище! Ай да колдовская лошадка!
Спустились ранние сумерки. Мы уже миновали Войницы – то ли городок, то ли деревню за бревенчатым частоколом. Вихорка все так же плавно покачивался подо мной, все так же оставлял за спиной леса, речки и деревни. Только его вихрастые бока потемнели от пота.
Трава глушила звук копыт, дорога основательно заросла, но никак не кончалась. До засек мы еще не добрались. Ведь у засек ни дорог, ни тропинок быть не может. Сколько же нам еще ехать? Мне стало жаль коня. Ему предстоял долгий обратный путь в темноте. Страшно оставлять его ночевать рядом с собой.
Люди нам давно уже не встречались: в этих местах об эту пору никто не ходил. Я остановил Вихорку возле подходящей полянки и неуклюже сполз с его спины. Все тело закоченело от многочасовой скачки. Потрепал коня по мокрой шее, с восхищением и признательностью разглядел это удивительное существо. Вихорка по-прежнему выглядел полной клячей, мокрый - в особенности. От него валил пар. Я вспомнил Нукаса.
Конек косил на меня говорящим глазом. Я разнуздал друга, обнял за шею, пожалел, что нечем угостить, похлопал по шершавому боку и сказал тихонько:
- Ступай. Счастливого пути.
Отошел и свистнул в два пальца.
Вихорка заржал, встал на дыбы и умчался неслышно по спорышу и клеверу, затянувшим дорогу.
Пропал мой волшебный конь!
Я один стоял на заросшей дороге. Рюкзак и узда валялись у ног. Лес и сумерки окружали меня. Было то время, что зовут "меж волком и собакой".
Меж волком и человеком.
Я больше не спешил.
Мне предстояло переступить очередную черту.
Три я уже перешагнул.
Съеденная кем-то меж мирами девушка, которая и не человек вовсе.
Выброшенный крендель.
Меловая черта на полу, проведенная голубым крошащимся мелом. Она в особенности запомнилась.
И каждый шаг приводил к нерадостным последствиям.
Превращения лапы, как и превращения в клетке, могли закончиться плохо только для меня. Теперь я представлял неведомую грозную силу на воле. К чему приведет четвертый шаг?
Я уже не управлял событиями - они несли меня, как весенний поток.
Я мысленно воззвал к Великому Змею (Следа его не было видно за облаками), к Небесным Пряхам, к Родичам. К Родичам в особенности.
Как же далеко я зашел! Возвращаться поздно.
Я залез в кусты, подальше от дороги, нашел небольшую прогалину в буреломе и начал превращение. Вихорка, конечно, летел уже где-то на безопасном расстоянии.
Шерстинки прорастали сквозь кожу, приятно разогревая ее. Моему изменяющемуся телу сразу стало тесно в одежде. Я мысленно ахнул! До сих пор я превращался голым - и рука, и сам! Мне не пришло в голову раздеться. Мысли-то парили в высоких сферах! Что же это из меня получится? Конь в пальто?!
Но я боялся остановить свою вторую в своей жизни полную трансформацию, довел ее до конца и вскоре уже стоял в кустах этаким волчьим пугалом.
Лес звал меня мириадами безмолвных голосов. Сумерки не сделались ярче, но проросли несметными деталями, сонмами запахов и звуков.
Поджимая одну за другой задние лапы, я выступил из сапог. Угораздило же меня превратиться в одежде! Это только в быличках рассказывается: "Сняли с медведицы шкуру, а под ней невеста в полном свадебном уборе", "Встряхнул отец волка за шиворот, шкура лопнула, и из нее выпал сын, в той самой одежде, в какой ушел из дома". А в жизни вот не так.
Со штанами я справился легко - зацепил их тесемкой за сучок и стянул. А с кафтанчиком пришлось повозиться: я тащил его и дергал зубами, терся животом о землю и о стволы, что бы расстегнуть пуговицы, и стянул-таки, порядком истрепав. Пятясь, выбрался из рубахи. Словом, достойно провел первые минуты волчьего бытия.
Я зверски проголодался.
Мать светила за облаками. До полнолуния не хватало последней четверти. Небольшая птица с девичьей головкой подлетела посмотреть на меня, скривила ротик и свечой взмыла вверх.
