Во время многозначительного молчания рука ее собеседницы много раз пропутешествовала вверх-вниз. – Вот так-то! Этот след у ней прямо перед глазами маячил, пока он серьги вынимал. Разглядела она его, вот как я тебя. Во всех подробностях. Потом подмигнул он ей, дескать, держись, мол, любимая тетенька. Скоро за тебя возьмусь, и остальным достанется! Да и не рвал он, слышь, серьги-то, деликатно вынул. По одной этой обходительности княжича признать можно. То-то же!
Я ничего не понял, кроме того, что сплетня эта произошла от моего вчерашнего разбоя и что ограбленная старушка насмерть перепугалась. Мне стало жаль ее, я почувствовал даже некоторые угрызения совести, но еще больше - досаду. Что за глупая! Такое приключение. И взял-то я совсем немного. У нее драгоценностей осталось еще на дюжину приданных .
- Легок леший на помине!
Обе кумушки вдруг приподняли пальчиками юбки и согнулись пополам. Я обернулся узнать, что произошло.
Народ на площади шевелился, люди стаскивали с головы шапки, кто сгибал спину, кто шею.
По образовавшемуся людскому коридору шел человек. Он двигался среди толпы, как солнце над полем подсолнухов. Все лица поворачивались к нему, все головы склонялись. Дюжая стража с секирами праздно шествовала по бокам.
Человек приближался. Не будь он окружен всеобщим поклонением, отборной стражей, не имей богатой одежды, он все равно возбуждал бы уважение. Было что-то особенное в его осанке, развороте плеч, постановке головы, в твердом взгляде спокойных глаз. Мне он очень понравился.
Но еще больше понравилась застежка, скрепляющая плащ у горла. По моему мнению, она была слишком мелка и замысловата для такого воина. А вот для Яруте в самый раз. Я не мог оторвать глаз от золотой безделушки.
Чем больше я преуспевал в искусстве превращений, тем больше ощущал свою исключительность. Любовь Яруте и вовсе вознесла меня к небесам. Когда-то слова колдуна про запреты, нужные только простым людям, возмутили меня. Но теперь я, вовсе не думая о том, считал себя выше всех запретов. Мир представлялся мне подносом с яствами. Подходи и угощайся. И застежка на горле этого человека занимала сейчас заветное место в середине.
Проталкиваясь сквозь покорную толпу, я вышел ему навстречу, ощущая во всем теле холодок азарта. Я еще не знал, что сейчас сделаю, но положился на волчью волю.
Человек, жестом остановив рванувшихся было ретивых стражников, поднял одну бровь, оглядел меня с интересом. На поясе его висел меч, старинный и какой-то особенный. Ножны ремнями опутаны. У меня опять же не было времени его разглядывать. Я наслаждался своим умением поступать не раздумывая.
Я шагнул вперед, одновременно превращая свою голову в волчью. Риск был огромен, я понял это лишь потом – я ведь даже не знал, возможны ли такие частичные превращения, не застряну ли я в виде монстра - человека с волчьей головой.
Но все прошло красиво! Вот что значит кураж!
Моя волчья голова в один миг зубами выкусила пряжку с плаща отшатнувшегося мужчины. Затрещала дорогая ткань. Сквозь сумерки волчьего зрения я видел, как шарахнулась стража, сминая народ, как рука мужчины, полыхнув золотым блеском, рванулась к мечу. Народ подался прочь, давя задних, напиравших, наоборот, вперед, что бы увидеть, что ж там творится. Образовалась давка. Истошно заголосила какая-то женщина, ее поддержали другие, не менее звонкоголосые. Послышался топот яблок, сыпавшихся с прилавка. Кто-то упал.
Я растерялся на бесконечно долгое мгновение.
Но волчья голова соображает быстро. Сорвал шапку с какого-то вопящего рядом мужика, согнулся пополам и нырнул в толпу. Паника и давка были мне на руку. Никто ничего не успел понять.
Вскоре неприметный парнишка в драном треухе пробирался сквозь толпу в стороне от давки, там, где люди не видели, что произошло. Некоторые лезли посмотреть, что за шум и крики на площади, другие, наоборот, старались уйти от греха подальше. Я был в их числе.
Беспрепятственно, не привлекая ничьего внимания, вышел из города через главные ворота. Крики на площади были слышны даже здесь. Паника распространялась быстрее пожара. Пора было уносить ноги.
Все деревья и кусты вокруг этих образцовых Вышниц были вырублены в оборонительных, надо думать, целях. Негде было раздеться для превращения. Поэтому я нахально снял одежду под мостом у рва, будто купаться вдруг захотел, выплюнул застежку в сапог, свернул вещи в узел, узел в зубы и давай рвать во весь мах по чисту полю к ближайшему лесочку. Даже не успел заметить, когда превратился, в такой горячке все проделал.
Только вижу - уже волком бегу.
Отбежав от города на порядочное расстояние, несколько раз переменив направление, пару раз сдвоив след, выдумав еще много хитрых штук, я некоторое время шлепал лапами вниз по ручью, пока он неожиданно не кончился, влившись в широкую реку. Я понял, что вышел к Яузе.
Великая река несла свои воды на север. Действительно, он была великая. Хотелось ей поклониться.
Тот берег сплющился в голубую полоску. В рябой воде отражались целые облака.
Я так старательно запутывал след, опасаясь возможной погони, что сам заблудился.
Спокойно потрусил вверх по Яузе, рассчитывая выйти к речке, на которой стояла мельница.
И речка, и деревня покоились для меня во мраке безымянности. Весь тамошний край, как Дочь в ночи, освещало только имя Яруте.
Яруте! Я бросил свою ношу на песок под старой, с развилкой, ивой. Ее душа в виде двухголовой красавицы - одно лицо краше другого - приоткрыла четыре узких глаза и улыбнулась мне. Я превратился, оделся и привалился к стволу, вытянув босые ноги. Человеческими глазами я не мог видеть души ивы, но чувствовал ее. Мне было радостно, что такое величественное и прекрасное создание позволяет находиться рядом и даже благоволит ко мне.
Посидев на берегу Яузы, подождав, пока ее течение вымоет и распрямит мою душу, я запустил руку в сапог, достал и принялся разглядывать драгоценную добычу.
Застежка действительно оказалась хороша, редкостной работы, хоть и очень старая, вся в царапинах. Тончайшее литье изображало Древо Жизни. Меж верхних ветвей застряли в виде звезд Небесные Пряхи, на нижних сидели Люба и Нелюба, с птичьими телами и девичьими головами. Конечно, такая брошка больше годится для девушки, к чему мужчина ее нацепил? Надеюсь, хоть он-то не расстроился, как та старушка.
Я вспомнил, что он единственный на всей площади схватился за меч. Стража шарахнулась, люди вопили и лезли прочь, когда я удирал после безрассудного поступка! Я подарил им замечательное приключение, а они опять не поняли. Жаль.
Сгорая от разнообразных желаний, с брошкой в кармане, я сидел на бревнышке, заменяющем у сарая с сеном ступеньку.
Яруте все не приходила.
Не случилось ли чего? Хорошо, если старый дядька снова просто завалил ее работой! А вдруг она видела мое превращение и теперь больше никогда не придет?!
В очередной раз таращась в ночь, я разглядел фигурку в темной шали у большой сосны. Она стояла здесь и раньше, я уже видел ее, но принял за душу дерева, забыв, какими глазами смотрю.
Яруте? Она не хотела подходить ко мне!
- Яруте, - тихо, что б не испугать, позвал я и пошел к ней. Неужели она видела мое превращение? Вот Змей! Так все отлично складывалось. Неужели и тут волк помешал? – Яруте, милая! Что с тобой?
Она отступила на шаг назад, прижалась спиной к сосне. Опустила голову, и закрылась шалью.
- Случилось что-то ужасное?
- Я знаю, ты погубишь меня. Но я все равно пришла.
Голос ее звучал глухо, уходя в мягкую ткань.
Точно! Видела! Когда она могла увидеть? Или другие видели и рассказали?
- Яруте! Не надо! Не бойся меня! Поверь, я не всегда был таким. Я простой парень. Мне только надо выполнить одно дело, а потом, если ты захочешь, я больше никогда...
- Молчи! Я не хочу знать! Ты пришел неизвестно откуда, уходишь неизвестно куда. Даришь княжеские подарки. Я не хочу знать, кто ты такой!
- Может, оборотень? - осторожно предположил я. Шапка на воре горела вовсю.
- Тебе все хиханьки! - с горечью отрезала Яруте.
У меня камень с души отвалился! Не видела! Не знает! Дело в чем-то совсем в другом! Прав колдун: женщины - невозможные существа!
Я попытался заглянуть ей в лицо, нежно и расплывчато светлеющее в темноте, как большой белый цветок. От нее зовуще пахло мелиссой - пчелиной травой. Она любила вплетать веточки в прическу, мне так это нравилось!
Провел пальцами по щеке, мокрой от слез. Яруте плакала!
Она подняла голову и заговорила со страстью:
- Да,знаю: я скверная, я дурная! Вся жизнь моя пропащая! Я скверно живу! По хорошему мне путь только один - в омут. В русалки! Дядька на запруду придет, а я выплыву...
- Яруте, - я пытался утешать, теряя голову от ее слез - это неправда, русалок не бывает. Я ни разу не встречал их среди речных духов.
Она попятилась, вжалась в сосновый ствол, дико взглянула на меня. Ой, язык мой - враг мой!
Она вдруг отчаянно кинулась мне на шею, обняла, повисла, зарыдала, капая мне за ворот горячими слезами:
- Ты - мой омут! Пусть я лучше погибну с тобой! Я полюбила тебя. Зачем ты пришел!
Вот заладила: погибну, погибну! Не лучше Аше. Все девушки, что ли такие зануды?
Наконец, Яруте перестала причитать, нашла мои губы губами и жадно припала к ним. Лицо мое вмиг намокло от ее слез. И все пошло бы отлично, как в прошлый раз, если б распухший хлюпающий нос не мешал ей целоваться.
Тут Дочь, уже почти круглая, вынырнула в разрыв облаков, красиво осветив их края. Я воспользовался светлым промежутком, что б подарить брошку.
- Держи, плакса! И не вздумай больше реветь. Попробуй, скажи еще раз только, что я погублю тебя!
Яруте несколько раз протягивала руку, не решаясь взять подарок, наконец, взяла, зажмурившись, на мгновение поднесла к глазам и зажала в кулак.
- Опять красота, - сказала она ослабевшим от слез голосом. И одними губами шепнула. - Погубишь.
- Яруте, - я положил ей руки на плечи, - слушай меня внимательно. Я люблю тебя. Зачем мне тебя губить? Все у нас будет хорошо. Но скоро мне придется уйти. Я вернусь. Я должен выполнить одно очень важное дело. Сразу после него я приду и заберу тебя. Поняла?
Она кивнула, как тряпичная кукла.
- Может быть, меня не будет долго. Может быть, Великий Змей дважды или трижды откроет и закроет недобрый глаз, прежде чем я смогу придти. Но я обязательно вернусь. Ты дождись меня.
Картины одна другой соблазнительнее рисовались мне. Вот я, огромный волк, везу на спине Яруте в боярских серьгах и в шали с золотой застежкой у горла по степи в свете двух лун. Куда же я везу ее? К деду? Не такого продолжения требовало замечательное начало. К колдуну? Я умолю его научить ее становиться волчицей! Я знаю, чем его взять. Ведь он звал меня вернуться, как узнал, что я вижу духов. Значит, ему еще что-то надо от меня. Мы могли бы сторговаться. И мы вдвоем с Яруте помчимся по полю, сплетаясь и играя... В светлое царство на вершине горы.
Я сам верил в свои мечты. Более того, страстно желал, чтоб они осуществились.
- Все истории про девушек, которые связывались с такими, как ты, имеют плохой конец, - грустно прошептала Яруте, выписывая пальчиком узоры на моем плече. - Это я знаю твердо.
- Яруте, если бы ты понимала, что сделала для меня! Я боялся, что уже никогда не смогу быть человеком...
Нервная ночь, после которой я устал, будто завалил стадо быков, сменилась сереньким утром. Таща на спине вьюк, я трусил по дороге в город. Действительно, я маху дал, принося Яруте все эти побрякушки. На что они ей? Надень она сережки, деревенские кумушки ей уши вместе с головой оторвут. А вот ленты - это другое дело. Ленты она сможет носить на память обо мне, пока я буду учиться у колдуна и мстить за Инеле. Только вот где их взять-то, эти ленты?
Так что я опять направился в город. Глупо, конечно, появляться там после переполоха, который я устроил на площади, но не думаю, что б кто-нибудь запомнил мое человеческое лицо.
По дороге я придушил тетерку, жирную, как та боярыня, и только собрался перекусить ( честно говоря, птицу я не очень люблю, полную пасть перьев набьешь, пока до мяса доберешься, но некогда было привередничать), только расположился под кустом, как ветерок донес запах человека. Я осторожно подкрался поближе и выглянул из кустов.
На обочине дороги, облокотясь на ящик, сидел паренек чуть постарше меня и закусывал. Стоило расспросить его, что творится в городе после вчерашней кутерьмы.
Я отошел в орешник, превратился, оделся и, держа тетерку за шею, вышел к нему.
- Тенета ставил? - спросил парень еще издали, кивая на добычу.
- Ну!
- Ловко! Что твоя индейка, а? Не меньше, - он покачал на ладони тушку и вернул мне. - Повезло.
- Ты в город или из города?
- Из города. Затарился товаром и айда по деревням!
- Коробейник, что ли?
- Ну! - ответил он мне в тон.
- А разбойников не боишься? Один ведь ходишь, при деньгах.
- Какие разбойники! Это, может там, на западе или на юге, где земли захвачены, шалят. Тамошние станичники, говорят, и лешего ограбят. А у нас-то! Тю! Хоть бы на одного поглядеть для интереса. Князь всех извел. Те, кто ноги унес, к Вышницам и не подходят.
- А чего в городе говорят?
- В городе всегда чего-нибудь да говорят. Языков там, что листьев в лесу.
- А вот вчера вроде какой-то случай был.
- Ну, бабы! Вот балаболки! Уже и сюда донесли. Пришел вчера с работы, ужин не готов, дома все вот с такими глазищами сидят, волк, говорят, какой-то кого-то там на базаре покусал. Волк, а? На базаре! Это ж надо такое выдумать. Вот у нас бешеная лисица прошлым годом бегала по окраинам, это да! Многих собак перекусала. Пришлось убить, собак-то. А лиса ушла. Ну, может и волк какой взбесился. Но что он б до базара добежал! Нет, такое несут, слушать противно! - парень махнул рукой.
- Слушай, вот ты коробейник. Должен знать, где достать синие ленты. Я девушке своей обещал. Весь город обрыскал.
- Ха! Такого товару в городе не сыщешь. Городские этих лент не носят. Только в деревнях, - говорил он, откидывая крышку своего ящика. - Гляди: такие тебе надо?
Я ничего не понял, кроме того, что сплетня эта произошла от моего вчерашнего разбоя и что ограбленная старушка насмерть перепугалась. Мне стало жаль ее, я почувствовал даже некоторые угрызения совести, но еще больше - досаду. Что за глупая! Такое приключение. И взял-то я совсем немного. У нее драгоценностей осталось еще на дюжину приданных .
- Легок леший на помине!
Обе кумушки вдруг приподняли пальчиками юбки и согнулись пополам. Я обернулся узнать, что произошло.
Народ на площади шевелился, люди стаскивали с головы шапки, кто сгибал спину, кто шею.
По образовавшемуся людскому коридору шел человек. Он двигался среди толпы, как солнце над полем подсолнухов. Все лица поворачивались к нему, все головы склонялись. Дюжая стража с секирами праздно шествовала по бокам.
Человек приближался. Не будь он окружен всеобщим поклонением, отборной стражей, не имей богатой одежды, он все равно возбуждал бы уважение. Было что-то особенное в его осанке, развороте плеч, постановке головы, в твердом взгляде спокойных глаз. Мне он очень понравился.
Но еще больше понравилась застежка, скрепляющая плащ у горла. По моему мнению, она была слишком мелка и замысловата для такого воина. А вот для Яруте в самый раз. Я не мог оторвать глаз от золотой безделушки.
Чем больше я преуспевал в искусстве превращений, тем больше ощущал свою исключительность. Любовь Яруте и вовсе вознесла меня к небесам. Когда-то слова колдуна про запреты, нужные только простым людям, возмутили меня. Но теперь я, вовсе не думая о том, считал себя выше всех запретов. Мир представлялся мне подносом с яствами. Подходи и угощайся. И застежка на горле этого человека занимала сейчас заветное место в середине.
Проталкиваясь сквозь покорную толпу, я вышел ему навстречу, ощущая во всем теле холодок азарта. Я еще не знал, что сейчас сделаю, но положился на волчью волю.
Человек, жестом остановив рванувшихся было ретивых стражников, поднял одну бровь, оглядел меня с интересом. На поясе его висел меч, старинный и какой-то особенный. Ножны ремнями опутаны. У меня опять же не было времени его разглядывать. Я наслаждался своим умением поступать не раздумывая.
Я шагнул вперед, одновременно превращая свою голову в волчью. Риск был огромен, я понял это лишь потом – я ведь даже не знал, возможны ли такие частичные превращения, не застряну ли я в виде монстра - человека с волчьей головой.
Но все прошло красиво! Вот что значит кураж!
Моя волчья голова в один миг зубами выкусила пряжку с плаща отшатнувшегося мужчины. Затрещала дорогая ткань. Сквозь сумерки волчьего зрения я видел, как шарахнулась стража, сминая народ, как рука мужчины, полыхнув золотым блеском, рванулась к мечу. Народ подался прочь, давя задних, напиравших, наоборот, вперед, что бы увидеть, что ж там творится. Образовалась давка. Истошно заголосила какая-то женщина, ее поддержали другие, не менее звонкоголосые. Послышался топот яблок, сыпавшихся с прилавка. Кто-то упал.
Я растерялся на бесконечно долгое мгновение.
Но волчья голова соображает быстро. Сорвал шапку с какого-то вопящего рядом мужика, согнулся пополам и нырнул в толпу. Паника и давка были мне на руку. Никто ничего не успел понять.
Вскоре неприметный парнишка в драном треухе пробирался сквозь толпу в стороне от давки, там, где люди не видели, что произошло. Некоторые лезли посмотреть, что за шум и крики на площади, другие, наоборот, старались уйти от греха подальше. Я был в их числе.
Беспрепятственно, не привлекая ничьего внимания, вышел из города через главные ворота. Крики на площади были слышны даже здесь. Паника распространялась быстрее пожара. Пора было уносить ноги.
Все деревья и кусты вокруг этих образцовых Вышниц были вырублены в оборонительных, надо думать, целях. Негде было раздеться для превращения. Поэтому я нахально снял одежду под мостом у рва, будто купаться вдруг захотел, выплюнул застежку в сапог, свернул вещи в узел, узел в зубы и давай рвать во весь мах по чисту полю к ближайшему лесочку. Даже не успел заметить, когда превратился, в такой горячке все проделал.
Только вижу - уже волком бегу.
Отбежав от города на порядочное расстояние, несколько раз переменив направление, пару раз сдвоив след, выдумав еще много хитрых штук, я некоторое время шлепал лапами вниз по ручью, пока он неожиданно не кончился, влившись в широкую реку. Я понял, что вышел к Яузе.
Великая река несла свои воды на север. Действительно, он была великая. Хотелось ей поклониться.
Тот берег сплющился в голубую полоску. В рябой воде отражались целые облака.
Я так старательно запутывал след, опасаясь возможной погони, что сам заблудился.
Спокойно потрусил вверх по Яузе, рассчитывая выйти к речке, на которой стояла мельница.
И речка, и деревня покоились для меня во мраке безымянности. Весь тамошний край, как Дочь в ночи, освещало только имя Яруте.
Яруте! Я бросил свою ношу на песок под старой, с развилкой, ивой. Ее душа в виде двухголовой красавицы - одно лицо краше другого - приоткрыла четыре узких глаза и улыбнулась мне. Я превратился, оделся и привалился к стволу, вытянув босые ноги. Человеческими глазами я не мог видеть души ивы, но чувствовал ее. Мне было радостно, что такое величественное и прекрасное создание позволяет находиться рядом и даже благоволит ко мне.
Посидев на берегу Яузы, подождав, пока ее течение вымоет и распрямит мою душу, я запустил руку в сапог, достал и принялся разглядывать драгоценную добычу.
Застежка действительно оказалась хороша, редкостной работы, хоть и очень старая, вся в царапинах. Тончайшее литье изображало Древо Жизни. Меж верхних ветвей застряли в виде звезд Небесные Пряхи, на нижних сидели Люба и Нелюба, с птичьими телами и девичьими головами. Конечно, такая брошка больше годится для девушки, к чему мужчина ее нацепил? Надеюсь, хоть он-то не расстроился, как та старушка.
Я вспомнил, что он единственный на всей площади схватился за меч. Стража шарахнулась, люди вопили и лезли прочь, когда я удирал после безрассудного поступка! Я подарил им замечательное приключение, а они опять не поняли. Жаль.
Сгорая от разнообразных желаний, с брошкой в кармане, я сидел на бревнышке, заменяющем у сарая с сеном ступеньку.
Яруте все не приходила.
Не случилось ли чего? Хорошо, если старый дядька снова просто завалил ее работой! А вдруг она видела мое превращение и теперь больше никогда не придет?!
В очередной раз таращась в ночь, я разглядел фигурку в темной шали у большой сосны. Она стояла здесь и раньше, я уже видел ее, но принял за душу дерева, забыв, какими глазами смотрю.
Яруте? Она не хотела подходить ко мне!
- Яруте, - тихо, что б не испугать, позвал я и пошел к ней. Неужели она видела мое превращение? Вот Змей! Так все отлично складывалось. Неужели и тут волк помешал? – Яруте, милая! Что с тобой?
Она отступила на шаг назад, прижалась спиной к сосне. Опустила голову, и закрылась шалью.
- Случилось что-то ужасное?
- Я знаю, ты погубишь меня. Но я все равно пришла.
Голос ее звучал глухо, уходя в мягкую ткань.
Точно! Видела! Когда она могла увидеть? Или другие видели и рассказали?
- Яруте! Не надо! Не бойся меня! Поверь, я не всегда был таким. Я простой парень. Мне только надо выполнить одно дело, а потом, если ты захочешь, я больше никогда...
- Молчи! Я не хочу знать! Ты пришел неизвестно откуда, уходишь неизвестно куда. Даришь княжеские подарки. Я не хочу знать, кто ты такой!
- Может, оборотень? - осторожно предположил я. Шапка на воре горела вовсю.
- Тебе все хиханьки! - с горечью отрезала Яруте.
У меня камень с души отвалился! Не видела! Не знает! Дело в чем-то совсем в другом! Прав колдун: женщины - невозможные существа!
Я попытался заглянуть ей в лицо, нежно и расплывчато светлеющее в темноте, как большой белый цветок. От нее зовуще пахло мелиссой - пчелиной травой. Она любила вплетать веточки в прическу, мне так это нравилось!
Провел пальцами по щеке, мокрой от слез. Яруте плакала!
Она подняла голову и заговорила со страстью:
- Да,знаю: я скверная, я дурная! Вся жизнь моя пропащая! Я скверно живу! По хорошему мне путь только один - в омут. В русалки! Дядька на запруду придет, а я выплыву...
- Яруте, - я пытался утешать, теряя голову от ее слез - это неправда, русалок не бывает. Я ни разу не встречал их среди речных духов.
Она попятилась, вжалась в сосновый ствол, дико взглянула на меня. Ой, язык мой - враг мой!
Она вдруг отчаянно кинулась мне на шею, обняла, повисла, зарыдала, капая мне за ворот горячими слезами:
- Ты - мой омут! Пусть я лучше погибну с тобой! Я полюбила тебя. Зачем ты пришел!
Вот заладила: погибну, погибну! Не лучше Аше. Все девушки, что ли такие зануды?
Наконец, Яруте перестала причитать, нашла мои губы губами и жадно припала к ним. Лицо мое вмиг намокло от ее слез. И все пошло бы отлично, как в прошлый раз, если б распухший хлюпающий нос не мешал ей целоваться.
Тут Дочь, уже почти круглая, вынырнула в разрыв облаков, красиво осветив их края. Я воспользовался светлым промежутком, что б подарить брошку.
- Держи, плакса! И не вздумай больше реветь. Попробуй, скажи еще раз только, что я погублю тебя!
Яруте несколько раз протягивала руку, не решаясь взять подарок, наконец, взяла, зажмурившись, на мгновение поднесла к глазам и зажала в кулак.
- Опять красота, - сказала она ослабевшим от слез голосом. И одними губами шепнула. - Погубишь.
- Яруте, - я положил ей руки на плечи, - слушай меня внимательно. Я люблю тебя. Зачем мне тебя губить? Все у нас будет хорошо. Но скоро мне придется уйти. Я вернусь. Я должен выполнить одно очень важное дело. Сразу после него я приду и заберу тебя. Поняла?
Она кивнула, как тряпичная кукла.
- Может быть, меня не будет долго. Может быть, Великий Змей дважды или трижды откроет и закроет недобрый глаз, прежде чем я смогу придти. Но я обязательно вернусь. Ты дождись меня.
Картины одна другой соблазнительнее рисовались мне. Вот я, огромный волк, везу на спине Яруте в боярских серьгах и в шали с золотой застежкой у горла по степи в свете двух лун. Куда же я везу ее? К деду? Не такого продолжения требовало замечательное начало. К колдуну? Я умолю его научить ее становиться волчицей! Я знаю, чем его взять. Ведь он звал меня вернуться, как узнал, что я вижу духов. Значит, ему еще что-то надо от меня. Мы могли бы сторговаться. И мы вдвоем с Яруте помчимся по полю, сплетаясь и играя... В светлое царство на вершине горы.
Я сам верил в свои мечты. Более того, страстно желал, чтоб они осуществились.
- Все истории про девушек, которые связывались с такими, как ты, имеют плохой конец, - грустно прошептала Яруте, выписывая пальчиком узоры на моем плече. - Это я знаю твердо.
- Яруте, если бы ты понимала, что сделала для меня! Я боялся, что уже никогда не смогу быть человеком...
Нервная ночь, после которой я устал, будто завалил стадо быков, сменилась сереньким утром. Таща на спине вьюк, я трусил по дороге в город. Действительно, я маху дал, принося Яруте все эти побрякушки. На что они ей? Надень она сережки, деревенские кумушки ей уши вместе с головой оторвут. А вот ленты - это другое дело. Ленты она сможет носить на память обо мне, пока я буду учиться у колдуна и мстить за Инеле. Только вот где их взять-то, эти ленты?
Так что я опять направился в город. Глупо, конечно, появляться там после переполоха, который я устроил на площади, но не думаю, что б кто-нибудь запомнил мое человеческое лицо.
По дороге я придушил тетерку, жирную, как та боярыня, и только собрался перекусить ( честно говоря, птицу я не очень люблю, полную пасть перьев набьешь, пока до мяса доберешься, но некогда было привередничать), только расположился под кустом, как ветерок донес запах человека. Я осторожно подкрался поближе и выглянул из кустов.
На обочине дороги, облокотясь на ящик, сидел паренек чуть постарше меня и закусывал. Стоило расспросить его, что творится в городе после вчерашней кутерьмы.
Я отошел в орешник, превратился, оделся и, держа тетерку за шею, вышел к нему.
- Тенета ставил? - спросил парень еще издали, кивая на добычу.
- Ну!
- Ловко! Что твоя индейка, а? Не меньше, - он покачал на ладони тушку и вернул мне. - Повезло.
- Ты в город или из города?
- Из города. Затарился товаром и айда по деревням!
- Коробейник, что ли?
- Ну! - ответил он мне в тон.
- А разбойников не боишься? Один ведь ходишь, при деньгах.
- Какие разбойники! Это, может там, на западе или на юге, где земли захвачены, шалят. Тамошние станичники, говорят, и лешего ограбят. А у нас-то! Тю! Хоть бы на одного поглядеть для интереса. Князь всех извел. Те, кто ноги унес, к Вышницам и не подходят.
- А чего в городе говорят?
- В городе всегда чего-нибудь да говорят. Языков там, что листьев в лесу.
- А вот вчера вроде какой-то случай был.
- Ну, бабы! Вот балаболки! Уже и сюда донесли. Пришел вчера с работы, ужин не готов, дома все вот с такими глазищами сидят, волк, говорят, какой-то кого-то там на базаре покусал. Волк, а? На базаре! Это ж надо такое выдумать. Вот у нас бешеная лисица прошлым годом бегала по окраинам, это да! Многих собак перекусала. Пришлось убить, собак-то. А лиса ушла. Ну, может и волк какой взбесился. Но что он б до базара добежал! Нет, такое несут, слушать противно! - парень махнул рукой.
- Слушай, вот ты коробейник. Должен знать, где достать синие ленты. Я девушке своей обещал. Весь город обрыскал.
- Ха! Такого товару в городе не сыщешь. Городские этих лент не носят. Только в деревнях, - говорил он, откидывая крышку своего ящика. - Гляди: такие тебе надо?
