Как у Птицы Ночи - такие это были глаза. Хотелось смотреть и смотреть в них. А я думал, в песнях врут, что можно все забыть ради прекрасных глаз.
А она уже скрылась за узорчатой занавеской.
На подносе стояла миска с мелко нарезанным мясом и железный кубок с питьем. Ложки не было.
Проголодался я зверски. Более глупого положения, чем сидеть в одиночестве перед миской с дымящейся едой и глотать слюнки, только потому что ложки нет, нельзя было представить. Стал есть прямо руками. Мясо оказалось подпорчено какой-то острой подливой с затхлым запахом, но в целом хорошее. А напиток мне понравился. Тело от него сделалось тяжелым, а голова - легкой.
Я ел обеими руками и не сразу заметил, что в комнате появился человек. Узкий железный пояс стягивал его длинное платье из тонкого сукна. Человек опустился в кресло, закинул ногу за ногу. Увидев сапог со щегольским металлическим рантом, я понял, кто он, и вскочил.
Я стоял перед ним, неуклюже опустив перемазанные подливой руки, а он осматривал меня с тонкой улыбочкой. Впрочем, кажется, удовлетворенно.
Никогда я не встречал таких благородных господ. Свет Дочки-луны на клинке - вот что первым делом пришло в голову при виде его лица. Умное, красивое, властное. Ледяные голубые глаза ощупывали меня, по-моему, не только снаружи, но и изнутри, видели даже мое прошлое, а, может, и будущее. Так уж мне показалось.
Я говорю "ледяные", хотя у льда не бывает такого холодного ослепительно-голубого цвета. Скорее уж у лепестков ветреницы.
Я стоял под его взглядом вывернутый наизнанку, разобранный на кусочки.
- Ты не вор, - определил он.
Не было смысла врать ему, да и не хотелось.
- Нет, господин, меня схватили по ошибке. Я ушел из дома мстить за смерть сестры. Исполнить Великий Долг, - прибавил я, боюсь, излишне хвастливо.
Но господину это понравилось. Чуть усмехнувшись, он слегка кивнул.
Мне это тоже понравилось. Ведь недаром он выбрал меня ночью в темнице, одного из многих. Значит, есть во мне что-то особенное.
Его улыбка отразилась на моем лице, увеличилась, видать, как в самоваре, растянула мои щеки и превратилась в совершенно дурацкую ухмылку. До сих пор вспоминать стыдно. Он глянул остро, и вмиг моя улыбка погасла. Я сделался серьезным и вытянулся чуть не по стойке смирно, прижав к бокам руки в засохшем соусе.
- И как же ты собираешься искать своего кровника? – спросил он насмешливо.
Я видел его пальцы, лежавшие на подлокотнике, сильные белые пальцы, которые еще недавно сжимали невиданный клинок, покрытый письменами, и не боялся говорить с ним о самом страшном.
- Дед дал мне Копейку Великого Змея, - я осмелился в упор взглянуть в голубые глаза и почувствовал себя как на скользком льду. Смешался и зачастил, опустив голову, - только ее украли. Еще был поясок, не думаю, правда, что бы он сильно помог в поиске...кровника, - я впервые произнес это страшное слово, и ничего ужасного не случилось. - Поясок заговаривала наша деревенская ведьма, а она, в общем, ну… и раньше-то небольшой ум имела, а теперь и из того выжила. Но старики ей верят, - я залился краской до самых ушей, потому что привык уважать нашу ведьму, толстую Кинделе, не говоря уже о деде, но мне казалось унизительным показать такому чародею, что я могу принимать простое деревенское колдовство всерьез.
Мои слова были мелким предательством.
Он снова легонько одобрительно усмехнулся.
Я успокоился, и даже слегка обнаглел. Прибавил:
- В общем, без колдовства мне никак не обойтись, - дескать, мол, нуждаюсь в Вашем покровительстве, прошу помощи, и замолк от своей дерзости.
Но господин вдруг улыбнулся весело, по-свойски, и спросил:
- Откуда у деда Копейка Великого Змея?
- Давно, когда темнолунные только еще появились в наши краях, их войско близко подступило к селу. В ту пору моя мать ждала ребенка. Вместе с другими немощными она ушла к болотным людям. Тогда еще, говорят, они жили поблизости и пускали людей к себе на болота, в случае опасности. В тот раз нашим пришлось укрываться долго. Моя сестра Инеле там, на болотах, и родилась, и когда мать вернулась домой с маленькой, на шее у той висела Копейка Великого Змея. Мама сказала, что это дар болотных людей - оберег для всей семьи. Чем-то им мама и Инеле, значит, понравились. Только счастья Копейка им не принесла. Или не поняли мы, в чем было это счастье? Обе рано умерли. Инеле убил лихой человек. А мама пошла на болота, спросить совета у болотных людей, вернулась хворая и …тоже, - тут я сообразил, что несу уже совершенно ненужную господину чушь, и заткнулся.
- Ты будешь чуять своего кровника, как заговоренная стрела чует цель, - он встал и прошелся туда-сюда по комнате.
Чуять! Вот в чем дело! И дед говорил, что у меня какое-то там чутье развито! Вот за что он меня выбрал! Такой могущественный человек сам выбрал меня в ученики!
Господин остановился передо мной. Я, в общем-то, нормального роста, но ему доходил лишь до подбородка.
- Доверься мне.
Да я только об этом и мечтал!
Он приподнял мое лицо согнутым пальцем и посмотрел в глаза, пристально.
Я испугался, что сейчас опять накатит тоска, но решил с честью выдержать испытание, и тоска отступила, лишь напомнив о себе. Случилась странная вещь: один я стоял перед колдуном в богатой комнате, другой я (или не я?) мчался во весь мах по заснеженному полю. Блестящий под луной снег сливался в сплошное сверкание, снежная пыль таяла на языке, совсем близко слева визжал и пылил снегом санный полоз, лошади дружно ударяли копытами в землю, валил пар, снег ошметками летел из-под копыт, а в санях под мехами и покрывалами лежал кто-то теплый-теплый, нежный-нежный, сладкий-пресладкий... Желанный.
Громкий свист оборвал наваждение. Я со страхом обнаружил, что не устоял на ногах и ткнулся лицом в грудь колдуну. Но он не рассердился. Взял меня за плечи и выпрямил. Я бормотал извинения, но он не слушал. Сердце мое прыгало около горла, я едва переводил дух.
У занавеса ждала девушка в черном. Свист вызвал ее.
- Ступай за ней, - приказал господин.
Девушка скрылась, едва качнув тяжелую ткань. Я поспешно нырнул следом в темноту. Откуда-то у нее в руках взялась свечка. Она пошла быстро по ходам- переходам, словно была одна, совсем не заботясь, поспеваю ли я. Мне едва удавалось не терять из виду черную фигуру в трепетном золотом сиянии.
Мы остановились в большой комнате с бревенчатыми стенами. К одной стене примыкала заморская кровать с матерчатой крышей на столбах - сама по себе целый дом. Рядом на стуле стояли таз и кувшин. Она взяла кувшин (опять прихватила его полой, как берут горячее), выжидательно глянула на меня. Едва я подошел, наклонила голову. Не успел я поймать взгляд дивных глаз.
Я умылся как можно тщательнее. Хотелось еще смыть засохшую кровь с макушки, но постеснялся.
- Спасибо, - с неудовольствием услышал, как сдавленно прозвучал мой голос. Вытерся полотенцем, висевшим на спинке стула. Черная моя проводница скользнула к кровати, изогнулась по-кошачьи, на ходу откинула край одеяла - да разве одеяла! Целой перины! Дескать, ложись, здесь тебе спать. Сама прошла к дверям, чуть помедлила и задула свечку.
Вот, спасибо-то! Укладывайся теперь впотьмах! Ощупью я добрался до кровати ( по правде сказать, трудно было промахнуться), уселся на край, старательно обтер ногу об ногу, разделся и залез между перин.
Перины были знатные! Только, кажется, их лет сто никто не проветривал. Они отсырели и пахли плесенью, я долго не мог согреться.
Я страшно устал, но от всех этих событий не мог заснуть. Едва я приближался к границам сна, начиналась дикая скачка под чужой луной. Летящий снег, топот обезумевших коней... Край ковра, который забивался мне в пасть, когда я бросался, чтобы...
В пасть?!!
Тут я сообразил, что вся картина виделась мне с весьма небольшой высоты, с какой видит, верно, собака. Или волк. В общем, зверь.
Зверь?!
Тут мне сделалось очень не по себе, и я ворочался на своем роскошном холодном ложе, пока серый утренний свет не обозначился за крестовиной оконной рамы.
А кто только что радовался, что будет учиться колдовству?
Ученье всегда не сахар.
Не успел я уснуть, меня разбудил низкорослый мужичок с бородой веником, с припухшими глазками, явно придурковатый.
Я вначале огорчился, что пришла не моя черная красавица, а потом обрадовался. Как бы я стал при ней вылезать из-под перины и одеваться?
Одежду дурачок мне принес чистую, хорошую. Крепкие штаны и рубаху, добротные сапоги, даже кафтанчик не без щегольства - а мою, истрепавшуюся, забрал. Исчезли последние мои вещи из дома.
Но ведь так и надо, когда вступаешь в новую жизнь.
Веникобородый мужичонка по затейливой лесенке отвел меня в комнату, тесно заставленную шкафами с книгами и всякими чудными штуками. В окне за крышами и садами синела Красивая Вырь, вдали блестела березовая роща. А сбоку от окна за столом, размерами под стать моей кровати, сидел колдун. Я не сразу его заметил.
Одет он был просто, по-домашнему, в серый мягкий балахон, и обратился ко мне запросто:
- Сядь, юноша.
Я поискал сиденье, нашел чудную то ли табуретку, то ли лесенку, сел.
Солнце заливало весь покой, и было так весело, тепло и хорошо.
- Ну-ка, расскажи, что вчера видел, - он навалился грудью на стол, приблизился ко мне, сгорбился, как большая хищная птица, прищурил невыносимые глаза свои.
Я понял, что он спрашивает про сон, видение.
- Значит: поле, луна, - начал я, выбирая слова, стараясь говорить как можно толковее, что б понравиться ему. - Луна не наша - вроде как Дочь, но другая, большая, несется быстро. Это оттого, что я сам несусь, вслед за конями. Только я не человек. Я вроде как собака или волк, - я замолчал и отважился на миг взглянуть в голубые глаза.
- Собака или волк, значит,- с интересом рассматривая меня, протянул хозяин. - Так. Ладно. А чем дело кончилось?
- В санях кто-то едет, богатый. Девушка. Или женщина какая-то. Молодая, - я сглотнул, вспомнив ощущение нежной, тонкой, горячей на морозе под шубами и покрывалами, кожи. – Я не вижу, но знаю точно. Я прыгаю, а там сбоку ковер с саней свисает. В снежной пыли.. .Вообще, пыльный. Он мне прямо в пасть...
Колдун рассмеялся. Смех у него был совсем обыкновенный, человеческий.
- Прямо в пасть, говоришь? Ха-ха-ха! Ладно! Сегодня досмотришь, что дальше будет. Если не испугаешься. Иди. Да, а как твое имя?
- Ясь.
Поджав тонкие губы, он оглядел меня, оценивая, разбирая по кусочкам.
- Анзор. Твое имя - Анзор.
Оказывается, еще не все домашнее я утратил.
Теперь все. Кажется, точно, все.
- А как мне обращаться к вам, господин мой?
- Ты уже обращаешься, - он свистнул, и я повернулся к дверям, готовясь встретить мою черную красавицу, но в щелку просунулась бороденка веником.
- Сведи его в людскую.
Мужичонка споро зашлепал своими плоскими ступнями, и вслед за ним я спустился во двор, просторный, несмотря на громоздящиеся повсюду строения. Весь двор, как пол в доме, покрывал деревянный настил. Ни травинки, ни кустика не росло здесь. По настилу во все стороны деловито спешили люди.
Я еле поспевал за провожатым. Он привел меня к низкой длинной избе. В темных сенях мужичок шмыгнул куда-то и пропал, не хуже домового. Оставшись один, я толкнул дверь и очутился в длинной комнате, с длинным столом, за которым ели люди. Едва я подошел к печке, как в руки мне сунули глиняную миску, и - я и рта не успел открыть - налили черпак дымящейся ячневой каши. Повар был чудной, рыхлый, белый, с расплывшимися чертами лица, сам похожий на кашу.
С миской в руках я пошел вдоль стола, высматривая место. Хотелось найти себе товарища.
Люди ели с разнообразным чавканьем, молча, усердно, словно работу работали. Мне казалось - я попал в сказку про деревню дураков. Никогда еще не видел столько недоумков вместе. Мой веникобородый был среди них еще молодец. В углу сидело несколько на вид вполне нормальных мужиков, но таких угрюмых и страшных, что я предпочел бы сесть с дурачками. В конце стола возвышался мой знакомец Нукас. Кормили их сытно: кроме каши вдоль по всему столу были расставлены деревянные круги с нарезанной вареной требухой и хлебом.
Пока я медлил с дымящейся миской в руках, мимо пробрался, бросив на меня тревожный, больной взгляд, молодой мужик, пристроился на свободный кусок лавки. Выглядел он каким-то пришибленным, но был немного симпатичней других, хоть на человека похож. Я и сел рядом.
Мужик этот, кроме миски, принес с собой еще и кружку с водой. Пил он как-то странно, по-птичьи: набирал воду в рот и запрокидывал голову. Потом принялся есть, пропихивая ложку чуть ли не в самое горло. Я спросил его, где взять воды. Он молча махнул рукой в конец кухни - там стояла бочка. Я спросил, где взять кружку. Он беспомощно развел руками, показал на свои губы и разинул рот, давая мне заглянуть внутрь - языка там не было.
После завтрака в такой теплой компании я отправился бродить по двору. Стоит ли рассказывать, каким было мое настроение?
Поместье колдуна состояло из множества построек, хором, клетей, домов и домиков, соединенных переходами. Над их бревенчатой толпой вздымалась башня из серого камня. Видимо, в ней и помещалась вчерашняя комната с очагом. Башня заканчивалась островерхой крышей – я так и не понял, куда была выведена труба. К башне примыкало приземистое строение, тоже каменное, с замечательными окнами - они были сложены из прозрачных камней. Землю везде скрывал деревянный настил - опрятно, но скучно. Шаги гулко отдавались в нем. Между воротами и парадным крыльцом двор украшала узорчатая цветная брусчатка. Очередной дурачок усердно драил камни веревочной шваброй. Два других - карлики, похожие, как пара горошин из одного стручка, искали друг у друга в немытых патлах, сидя на земле у ворот.
Сколько я не бродил по двору - нигде не встретил ни зеленого росточка, сколько не заглядывал в лица встречной челяди - ни в одном не нашел проблесков разума. И такая тоска меня тут взяла!
Владения колдуна окружала стена из заостренных бревен высотой в два моих роста, а то и выше. Избежав одной тюрьмы, я попал в другую, еще более страшную и непонятную. Что-то ждет меня здесь?
А она уже скрылась за узорчатой занавеской.
На подносе стояла миска с мелко нарезанным мясом и железный кубок с питьем. Ложки не было.
Проголодался я зверски. Более глупого положения, чем сидеть в одиночестве перед миской с дымящейся едой и глотать слюнки, только потому что ложки нет, нельзя было представить. Стал есть прямо руками. Мясо оказалось подпорчено какой-то острой подливой с затхлым запахом, но в целом хорошее. А напиток мне понравился. Тело от него сделалось тяжелым, а голова - легкой.
Я ел обеими руками и не сразу заметил, что в комнате появился человек. Узкий железный пояс стягивал его длинное платье из тонкого сукна. Человек опустился в кресло, закинул ногу за ногу. Увидев сапог со щегольским металлическим рантом, я понял, кто он, и вскочил.
Я стоял перед ним, неуклюже опустив перемазанные подливой руки, а он осматривал меня с тонкой улыбочкой. Впрочем, кажется, удовлетворенно.
Никогда я не встречал таких благородных господ. Свет Дочки-луны на клинке - вот что первым делом пришло в голову при виде его лица. Умное, красивое, властное. Ледяные голубые глаза ощупывали меня, по-моему, не только снаружи, но и изнутри, видели даже мое прошлое, а, может, и будущее. Так уж мне показалось.
Я говорю "ледяные", хотя у льда не бывает такого холодного ослепительно-голубого цвета. Скорее уж у лепестков ветреницы.
Я стоял под его взглядом вывернутый наизнанку, разобранный на кусочки.
- Ты не вор, - определил он.
Не было смысла врать ему, да и не хотелось.
- Нет, господин, меня схватили по ошибке. Я ушел из дома мстить за смерть сестры. Исполнить Великий Долг, - прибавил я, боюсь, излишне хвастливо.
Но господину это понравилось. Чуть усмехнувшись, он слегка кивнул.
Мне это тоже понравилось. Ведь недаром он выбрал меня ночью в темнице, одного из многих. Значит, есть во мне что-то особенное.
Его улыбка отразилась на моем лице, увеличилась, видать, как в самоваре, растянула мои щеки и превратилась в совершенно дурацкую ухмылку. До сих пор вспоминать стыдно. Он глянул остро, и вмиг моя улыбка погасла. Я сделался серьезным и вытянулся чуть не по стойке смирно, прижав к бокам руки в засохшем соусе.
- И как же ты собираешься искать своего кровника? – спросил он насмешливо.
Я видел его пальцы, лежавшие на подлокотнике, сильные белые пальцы, которые еще недавно сжимали невиданный клинок, покрытый письменами, и не боялся говорить с ним о самом страшном.
- Дед дал мне Копейку Великого Змея, - я осмелился в упор взглянуть в голубые глаза и почувствовал себя как на скользком льду. Смешался и зачастил, опустив голову, - только ее украли. Еще был поясок, не думаю, правда, что бы он сильно помог в поиске...кровника, - я впервые произнес это страшное слово, и ничего ужасного не случилось. - Поясок заговаривала наша деревенская ведьма, а она, в общем, ну… и раньше-то небольшой ум имела, а теперь и из того выжила. Но старики ей верят, - я залился краской до самых ушей, потому что привык уважать нашу ведьму, толстую Кинделе, не говоря уже о деде, но мне казалось унизительным показать такому чародею, что я могу принимать простое деревенское колдовство всерьез.
Мои слова были мелким предательством.
Он снова легонько одобрительно усмехнулся.
Я успокоился, и даже слегка обнаглел. Прибавил:
- В общем, без колдовства мне никак не обойтись, - дескать, мол, нуждаюсь в Вашем покровительстве, прошу помощи, и замолк от своей дерзости.
Но господин вдруг улыбнулся весело, по-свойски, и спросил:
- Откуда у деда Копейка Великого Змея?
- Давно, когда темнолунные только еще появились в наши краях, их войско близко подступило к селу. В ту пору моя мать ждала ребенка. Вместе с другими немощными она ушла к болотным людям. Тогда еще, говорят, они жили поблизости и пускали людей к себе на болота, в случае опасности. В тот раз нашим пришлось укрываться долго. Моя сестра Инеле там, на болотах, и родилась, и когда мать вернулась домой с маленькой, на шее у той висела Копейка Великого Змея. Мама сказала, что это дар болотных людей - оберег для всей семьи. Чем-то им мама и Инеле, значит, понравились. Только счастья Копейка им не принесла. Или не поняли мы, в чем было это счастье? Обе рано умерли. Инеле убил лихой человек. А мама пошла на болота, спросить совета у болотных людей, вернулась хворая и …тоже, - тут я сообразил, что несу уже совершенно ненужную господину чушь, и заткнулся.
- Ты будешь чуять своего кровника, как заговоренная стрела чует цель, - он встал и прошелся туда-сюда по комнате.
Чуять! Вот в чем дело! И дед говорил, что у меня какое-то там чутье развито! Вот за что он меня выбрал! Такой могущественный человек сам выбрал меня в ученики!
Господин остановился передо мной. Я, в общем-то, нормального роста, но ему доходил лишь до подбородка.
- Доверься мне.
Да я только об этом и мечтал!
Он приподнял мое лицо согнутым пальцем и посмотрел в глаза, пристально.
Я испугался, что сейчас опять накатит тоска, но решил с честью выдержать испытание, и тоска отступила, лишь напомнив о себе. Случилась странная вещь: один я стоял перед колдуном в богатой комнате, другой я (или не я?) мчался во весь мах по заснеженному полю. Блестящий под луной снег сливался в сплошное сверкание, снежная пыль таяла на языке, совсем близко слева визжал и пылил снегом санный полоз, лошади дружно ударяли копытами в землю, валил пар, снег ошметками летел из-под копыт, а в санях под мехами и покрывалами лежал кто-то теплый-теплый, нежный-нежный, сладкий-пресладкий... Желанный.
Громкий свист оборвал наваждение. Я со страхом обнаружил, что не устоял на ногах и ткнулся лицом в грудь колдуну. Но он не рассердился. Взял меня за плечи и выпрямил. Я бормотал извинения, но он не слушал. Сердце мое прыгало около горла, я едва переводил дух.
У занавеса ждала девушка в черном. Свист вызвал ее.
- Ступай за ней, - приказал господин.
Девушка скрылась, едва качнув тяжелую ткань. Я поспешно нырнул следом в темноту. Откуда-то у нее в руках взялась свечка. Она пошла быстро по ходам- переходам, словно была одна, совсем не заботясь, поспеваю ли я. Мне едва удавалось не терять из виду черную фигуру в трепетном золотом сиянии.
Мы остановились в большой комнате с бревенчатыми стенами. К одной стене примыкала заморская кровать с матерчатой крышей на столбах - сама по себе целый дом. Рядом на стуле стояли таз и кувшин. Она взяла кувшин (опять прихватила его полой, как берут горячее), выжидательно глянула на меня. Едва я подошел, наклонила голову. Не успел я поймать взгляд дивных глаз.
Я умылся как можно тщательнее. Хотелось еще смыть засохшую кровь с макушки, но постеснялся.
- Спасибо, - с неудовольствием услышал, как сдавленно прозвучал мой голос. Вытерся полотенцем, висевшим на спинке стула. Черная моя проводница скользнула к кровати, изогнулась по-кошачьи, на ходу откинула край одеяла - да разве одеяла! Целой перины! Дескать, ложись, здесь тебе спать. Сама прошла к дверям, чуть помедлила и задула свечку.
Вот, спасибо-то! Укладывайся теперь впотьмах! Ощупью я добрался до кровати ( по правде сказать, трудно было промахнуться), уселся на край, старательно обтер ногу об ногу, разделся и залез между перин.
Перины были знатные! Только, кажется, их лет сто никто не проветривал. Они отсырели и пахли плесенью, я долго не мог согреться.
Я страшно устал, но от всех этих событий не мог заснуть. Едва я приближался к границам сна, начиналась дикая скачка под чужой луной. Летящий снег, топот обезумевших коней... Край ковра, который забивался мне в пасть, когда я бросался, чтобы...
В пасть?!!
Тут я сообразил, что вся картина виделась мне с весьма небольшой высоты, с какой видит, верно, собака. Или волк. В общем, зверь.
Зверь?!
Тут мне сделалось очень не по себе, и я ворочался на своем роскошном холодном ложе, пока серый утренний свет не обозначился за крестовиной оконной рамы.
А кто только что радовался, что будет учиться колдовству?
Ученье всегда не сахар.
Не успел я уснуть, меня разбудил низкорослый мужичок с бородой веником, с припухшими глазками, явно придурковатый.
Я вначале огорчился, что пришла не моя черная красавица, а потом обрадовался. Как бы я стал при ней вылезать из-под перины и одеваться?
Одежду дурачок мне принес чистую, хорошую. Крепкие штаны и рубаху, добротные сапоги, даже кафтанчик не без щегольства - а мою, истрепавшуюся, забрал. Исчезли последние мои вещи из дома.
Но ведь так и надо, когда вступаешь в новую жизнь.
Веникобородый мужичонка по затейливой лесенке отвел меня в комнату, тесно заставленную шкафами с книгами и всякими чудными штуками. В окне за крышами и садами синела Красивая Вырь, вдали блестела березовая роща. А сбоку от окна за столом, размерами под стать моей кровати, сидел колдун. Я не сразу его заметил.
Одет он был просто, по-домашнему, в серый мягкий балахон, и обратился ко мне запросто:
- Сядь, юноша.
Я поискал сиденье, нашел чудную то ли табуретку, то ли лесенку, сел.
Солнце заливало весь покой, и было так весело, тепло и хорошо.
- Ну-ка, расскажи, что вчера видел, - он навалился грудью на стол, приблизился ко мне, сгорбился, как большая хищная птица, прищурил невыносимые глаза свои.
Я понял, что он спрашивает про сон, видение.
- Значит: поле, луна, - начал я, выбирая слова, стараясь говорить как можно толковее, что б понравиться ему. - Луна не наша - вроде как Дочь, но другая, большая, несется быстро. Это оттого, что я сам несусь, вслед за конями. Только я не человек. Я вроде как собака или волк, - я замолчал и отважился на миг взглянуть в голубые глаза.
- Собака или волк, значит,- с интересом рассматривая меня, протянул хозяин. - Так. Ладно. А чем дело кончилось?
- В санях кто-то едет, богатый. Девушка. Или женщина какая-то. Молодая, - я сглотнул, вспомнив ощущение нежной, тонкой, горячей на морозе под шубами и покрывалами, кожи. – Я не вижу, но знаю точно. Я прыгаю, а там сбоку ковер с саней свисает. В снежной пыли.. .Вообще, пыльный. Он мне прямо в пасть...
Колдун рассмеялся. Смех у него был совсем обыкновенный, человеческий.
- Прямо в пасть, говоришь? Ха-ха-ха! Ладно! Сегодня досмотришь, что дальше будет. Если не испугаешься. Иди. Да, а как твое имя?
- Ясь.
Поджав тонкие губы, он оглядел меня, оценивая, разбирая по кусочкам.
- Анзор. Твое имя - Анзор.
Оказывается, еще не все домашнее я утратил.
Теперь все. Кажется, точно, все.
- А как мне обращаться к вам, господин мой?
- Ты уже обращаешься, - он свистнул, и я повернулся к дверям, готовясь встретить мою черную красавицу, но в щелку просунулась бороденка веником.
- Сведи его в людскую.
Мужичонка споро зашлепал своими плоскими ступнями, и вслед за ним я спустился во двор, просторный, несмотря на громоздящиеся повсюду строения. Весь двор, как пол в доме, покрывал деревянный настил. Ни травинки, ни кустика не росло здесь. По настилу во все стороны деловито спешили люди.
Я еле поспевал за провожатым. Он привел меня к низкой длинной избе. В темных сенях мужичок шмыгнул куда-то и пропал, не хуже домового. Оставшись один, я толкнул дверь и очутился в длинной комнате, с длинным столом, за которым ели люди. Едва я подошел к печке, как в руки мне сунули глиняную миску, и - я и рта не успел открыть - налили черпак дымящейся ячневой каши. Повар был чудной, рыхлый, белый, с расплывшимися чертами лица, сам похожий на кашу.
С миской в руках я пошел вдоль стола, высматривая место. Хотелось найти себе товарища.
Люди ели с разнообразным чавканьем, молча, усердно, словно работу работали. Мне казалось - я попал в сказку про деревню дураков. Никогда еще не видел столько недоумков вместе. Мой веникобородый был среди них еще молодец. В углу сидело несколько на вид вполне нормальных мужиков, но таких угрюмых и страшных, что я предпочел бы сесть с дурачками. В конце стола возвышался мой знакомец Нукас. Кормили их сытно: кроме каши вдоль по всему столу были расставлены деревянные круги с нарезанной вареной требухой и хлебом.
Пока я медлил с дымящейся миской в руках, мимо пробрался, бросив на меня тревожный, больной взгляд, молодой мужик, пристроился на свободный кусок лавки. Выглядел он каким-то пришибленным, но был немного симпатичней других, хоть на человека похож. Я и сел рядом.
Мужик этот, кроме миски, принес с собой еще и кружку с водой. Пил он как-то странно, по-птичьи: набирал воду в рот и запрокидывал голову. Потом принялся есть, пропихивая ложку чуть ли не в самое горло. Я спросил его, где взять воды. Он молча махнул рукой в конец кухни - там стояла бочка. Я спросил, где взять кружку. Он беспомощно развел руками, показал на свои губы и разинул рот, давая мне заглянуть внутрь - языка там не было.
После завтрака в такой теплой компании я отправился бродить по двору. Стоит ли рассказывать, каким было мое настроение?
Поместье колдуна состояло из множества построек, хором, клетей, домов и домиков, соединенных переходами. Над их бревенчатой толпой вздымалась башня из серого камня. Видимо, в ней и помещалась вчерашняя комната с очагом. Башня заканчивалась островерхой крышей – я так и не понял, куда была выведена труба. К башне примыкало приземистое строение, тоже каменное, с замечательными окнами - они были сложены из прозрачных камней. Землю везде скрывал деревянный настил - опрятно, но скучно. Шаги гулко отдавались в нем. Между воротами и парадным крыльцом двор украшала узорчатая цветная брусчатка. Очередной дурачок усердно драил камни веревочной шваброй. Два других - карлики, похожие, как пара горошин из одного стручка, искали друг у друга в немытых патлах, сидя на земле у ворот.
Сколько я не бродил по двору - нигде не встретил ни зеленого росточка, сколько не заглядывал в лица встречной челяди - ни в одном не нашел проблесков разума. И такая тоска меня тут взяла!
Владения колдуна окружала стена из заостренных бревен высотой в два моих роста, а то и выше. Избежав одной тюрьмы, я попал в другую, еще более страшную и непонятную. Что-то ждет меня здесь?
