- Мечты богов?
Девочка интригующе улыбнулась.
- О, это эпичная история… В первое время оживленный мир был так отзывчив к мыслям богов, что в нем появлялось вообще всё, о чем только они ни подумают. Почти воцарился хаос, когда творцы с этим справились – сделали одно место, где собирались все их мечты, образы того, что можно создать. Копилку. Иногда они что-то оттуда брали, а что-то сбрасывали в «дыру небытия», там же, чтоб далеко не ходить. Потом время наполнять мир новым прошло и пришло время исправлять свои ошибки… Мечты богов остались в виде неприкаянных духов, но дыру они закрыли белой каменной плитой, «заплаткой». Понятия не имею, зачем. В полнолуние можно полюбоваться экспонатами этого музея божественного тщеславия. Я бы не отказалась.
- А хочешь пойти туда с нами сегодня вечером? – Сильхе обрадовалась что может хоть так отплатить Ортансии. – Кано надо ритуал провести… долго объяснять.
- Еще спрашиваешь! Хочу, конечно. Говорят, там очень красиво. Так красиво, что можно себя забыть…
Она была вдохновлена, даже глаза горели. Такое счастье, видеть чужую радость – можно вспомнить, что на свете есть не только скорбь.
- Значит, идем вместе. Но это только вечером.
- Сколько там времени осталось до того вечера, - фыркнула Ортансия. – Мы пока поговорим о своем, о девичьем… или помолчим о нем же.
Они и молчали, и говорили. Оказалось, тут тоже есть столовая, но кормили там ужасно. Маг Армал на глаза не показывался и Сильхе забыла о нем. Все дела с магом были закончены.
К пустоши решили выйти заранее, оказалось, это далеко, а никакой экипаж туда не повезет.
- Суеверные люди, - осудила Ортансия. – Даже мимо ездить не любят. Хотя ну вот трогают их эти призраки?
- Они опасны? – спросил Кано, зачем-то взявший с собой меч.
Впрочем, и Сильхе была при кинжале… А вот кинтару и сумку беспечно оставила в комнате. Отношение ко всему поменялось. Если бог не забрал струну, он не позволит кому-то ее забрать. А вещи… могут быть и другие. Жалко было бы только говорилку… как давно она не говорила с братом, но сейчас нельзя, Колль сразу увидит… И блокнот и историями арахны, такими же древними как существа, на которые они идут посмотреть.
- Они невесомы и бестелесны, так что вряд ли могут быть опасными.
Дорога петляла улицами. Часть все же удалось проехать в нанятой коляске. Быстро темнело. Когда пришлось продолжить путь пешком, Ортансия засветила ладонь с помощью заклинания и показывала путь, пока не пришли.
«Пришли» означало, что очередная улица кончилась и за ней простирался пустырь. В сиянии белого света можно было рассмотреть потрескавшуюся землю с чем-то белым в самом центре, вроде каменной плиты толщиной в руку.
- Надо ждать полной темноты… или восхода луны, - Ортансия помогла найти место присесть – гладкое бревно, тут же погасила свет и объяснила: – Чтоб не спугнуть призраков… разговаривать вроде бы тоже нельзя.
Бревно было на ощупь гладким, как отполированное. Видимо, несмотря на суеверие, многие сюда приходили. Кано лег рядом.
Сильхе подумала, что ждать молча будет тяжело, но ошиблась. В небе одна за другой зажигались звезды, а темнота делалась все гуще и в ней исчезало и растворялось все лишнее. Или просто уходило под землю. Потрескавшаяся, она напоминала островки в видении арахны. Или слова из молитвы. Последние остатки ветра стихли и сделалось тепло и беззвучно. Когда из-за горизонта поднялась луна девушке уже не было нужно ничего, даже увидеть каких-то призраков. Да и существуют ли они вообще?
Существовали. В миг, когда луна осветила всю пустошь и трещины в земле сделались чернее самой ночи и, кажется, шире, начали появляться, возникая в воздухе из точки, странные сияющие краями и гранями существа - таких форм, что описать было бы трудно. Но потом взгляд привыкал и находил знакомое и похожее. Для начала размер - большие или маленькие. Потом форма – круглые, вытянутые, извивающиеся, бахромчатые, плоские как тарелка. И ощущение… тоже непонятное, зыбкое, похожее на сосущую тоску и одновременно предчувствие радости. Красота и это чувство позвали Сильхе, Она встала и шагнула им навстречу, за невидимую границу, которой они сами переступить не могли, паря в нескольких шагах от сидящих людей. Кажется, Ортансия тоже встала…
Они проходили перед Сильхе один за другим – внешнее сияние, но внутри тьма, потому что «мечты богов» не принадлежали этому мир и мир не мог ничем их заполнить. Захотелось плакать. Они могли сиять все, целиком… как и она. Но зажечь их не в силах одного человека.
- Как жаль, - сказала Ортансия, кажется, она испытывала то же самое.
Все вокруг двигалось и проходило сквозь них и это движение внутри можно было почувствовать. Сильхе сама, нарочно, ловила ладонями, грудью, лицом прекрасных и опасных существ. У многих были бесконечно-распахнутые крылья, у других только огромные лапы с когтями, и притягательные, как надежда, глаза, способные завлечь в эти когтистые объятия. Множество конечностей и ни одной. Пятна на всем теле и один единственный цвет для всех этих вееров перьев, извивающихся хвостов, мерцающей чешуи.
Она вдруг поняла, что видит их целиком, без пустоты и темных сердцевин. Словно любование древними существами заполнило и ее пустоту, позволив видеть больше. Вот чем еще можно ее заполнить, не только чувствами других, или стремлением к цели, или долгом. Красотой. Мечтами стать столь же красивой. Так же сиять и парить в бесконечно тихом воздухе, играя оттенками собственных цветов, помавая руками, позволяя развеваться волосам и юбке, позволяя всем мыслям ее оставить всем именам забыться.
Очередное существо пронеслось сквозь ее ладонь, тонкое и острое, как нож, словно подсказка. Да, верно, когда очень острое - не больно.
Она перешагнула через первую трещину, глубокую как пропасть. Путь освещали мечты богов – и уже не проходили сквозь нее, а касались, подталкивая, направляя к белой плите в центре пустоши. Сиял в руке обнаженный клинок «Третьего желания». Кажется, нужна была жертва. Если умереть вот так, на пике надежд, красоты и сияния, сама станешь красотой. Пусть накопленная сила вырвется, прорвет оболочку, позволив стать большим. И ее собственные края и очертания тоже светились.
- Сильхе! – она услышала звук, но не опознала его.
Трещины делались все шире, но цель – ближе с каждым шагом. Невыразимая легкость позволяла перепархивать через проломы, почти не замечая их.
- Сильхе!!
Белая каменная плита – вот она. Но кроме нее – черный силуэт без тени сияния, кентавр, догнавший ее и вставший рядом.
- Что? – спросила она.
- Не делай…
- Тогда сделай ты, - она протянула ему кинжал. – Все равно тебе больше нечего отдать. А я просто уйду с ними.
Трудно говорить со тьмой, особенно если тьма отвечает. Но пусть она хотя бы сделает то, о чем ее попросили. Возьмет кинжал и…
…Отбросит прочь.
- У меня еще осталась мечта.
Кентавр, темная дыра в общем сиянии, наклонился и начал поднимать белую плиту. Он не справится, никто не смог бы справиться с таким в одиночку. Но плита поднималась и поднималась, пока на встала на ребро и все эти прекрасные существа не бросились к дыре под ней. Нет-нет, пожалуйста!
Потянуло туда же, во тьму, и Сильхе. Она пыталась сопротивляться, но края ее все еще светились, и небывалая легкость не давала зацепится хоть за что-то тяжелее нее, а цепляться за легкое было бесполезно.
Кто-то поймал, обхватил и прижал к себе - одной рукой потому, что вторая все еще держала камень. А потом и сияние, и легкость начали ее оставлять, ведь тот, кто держал, был слишком материальным. Возвращаться к телесности оказалось больно, до слез. Хотелось вырваться, отречься от того, что Кано пытался для нее сделать и не было сил.
А потом не стало и желания, когда последние «мечты богов» канули во тьму небытия и он отпустил Сильхе и опустил плиту… Уронил, не удержав, потому что больше не был кентавром с его нечеловеческой силой. «У меня еще осталась мечта» - о скачке под звездами, свободе, ветре в лицо или даже о черной кентаврице, дикой и прекрасной. Поцелуй белой силы – пожертвовать тем, что для тебя важно.
Все закончилось. Это снова была просто земля сухая, но без глубоких трещин и призраков. Тут же стоял, тревожно косясь по сторонам, конь, с которым южная ведьма соединила Кано волшебством, сделав рыцаря кентавром.
Рыцарь устало улыбнулся, потрепал по шее потянувшегося к нему скакуна.
- Теперь мне придется это закончить, - сказал он, - потому что терять больше нечего.
- Уверен? – спросили из темноты.
И сразу там зажегся бледно-желтый колдовской огонь, который высветил Этьерри, стоявшего рядом с ним мага Армала и темные тени на спиной, наверное, весь отряд «охраны паломников».
Никто ничего не успел, да, наверное, и не мог. Мелькнувшая мысль «Один раз не взяла с собой кинтару…» так и осталась незавершенной, потому что голос в этот раз у нее никто не отнимал. Сильхе так думала, пока не попыталась пропеть музыку Этьерри. Не удалось даже открыть рот. Не удалось повернуться и посмотреть на Кано – не схватился ли за меч, хотя толку от него было бы столько же, сколько и в прошлый раз. Она видела только замершую Ортансию шагах в пяти дальше.
- Можете попробовать подергаться, - кивнул эльф, - заклятье разорвало связь разума и тела, так что самое большее – просто попадаете мордами в грязь… Я…
- Ах ты уродец! – отмершая Ортансия сделала короткий жест и обоих, мага и эльфа, бросило, как он только что обещал им – лицами в землю.
Даже эльф не успел как-то вывернуться и когда вскочил, из расквашенного носа текла кровь. Магу повезло ничего не разбить, но все равно его глаза пылали бешенством.
- Армал!! – завопил Этьерри. – Держи ее!!
- Проще убить.
«Нет!!» - замерший внутри крик там и остался, те крохи свободы, которые Сильхе успела почувствовать, когда Ортансия швырнула злобную парочку, тут же растворились в пустоте, где теперь висела ее душа. Она даже не могла закрыть глаза чтобы не видеть, как девочка-звуковик снова замерла, застыла, стеклянно блестя. О, Боги… пусть это будет всего лишь «фарфоровый сон»! И пусть никто не додумается…
Эльф подошел и толкнул Ортансию. Статуя упала на землю, глухо стукнув, но не разбилась. Этьерри поднял большой камень, подержал его над лицом девочки, отбросил в сторону. Вытер руки платком из кармана и снова повернулся к Кано и Сильхе. Приказал:
- За мной.
Ноги сами двинулись, понесли ее куда-то. Рядом шел рыцарь и трусил конь, которого кто-то из отряда взял под уздцы. По дороге маг рассказывал эльфу их тайны. Не все - те, о которых они успели подумать. О миссии, о струне, о смерти Друста, о капле-амулете.
Услышав об этом, Этьерри остановился, подошел к Сильхе, велел отдать ему «игрушку Ворнейна». Руки повиновались, сняли с шеи цепочку с амулетом, протянули ему.
- Так и знал, что этот где-то тут замешан… и что так просто не сдохнет. А я-то все гадал почему ты говорила так же, как Ворнейн. - Этьерри скривился: - «У вас ничего не получится…»
Что-то сказала по-эльфийски лучница из отряда.
- Думаешь, я боюсь привлечь внимание Смерти? Ну, хочешь, могу игрушку отдать тебе, Руэлли.
Эльфийка бросила лишь одно слово, кажется, обозвала его дураком.
Этьерри приказал продолжить путь отряду, уменьшившемуся до него и Армала, двух гномов, эльфийки и медведеобротня.
Девушка-бард шла и вспоминала другого эльфа. Того, который пристрелил в спину золотоволосого, превратившего ее жизнь в музыку. Ворнейна убили в очередной раз просто за правду, может даже Этьерри это сделал, она не помнила лица убийцы. Что тогда сделают с ней и Кано?
И, наверное, уже надо было перестать думать об этом и вообще думать, чтобы Армал не смог прочесть и это. Но не думать – это самая трудная вещь на свете, самая тяжелая работа, которую не разделишь, чтобы сделать по частям. Тогда она начала мысленно повторять одно и тоже. Снова и снова задавала вопрос: «Армал, почему? Почему ты это делаешь, ведь эльф больше не может дать тебе воду твоей силы и ничем с тобой не поделится? Ты не зависишь от него. А они от тебя – да. Ты заведомо сильнее, пусть даже магия на инорасцев не действует, но себя защитил бы от чего угодно…»
Мага хватило ненадолго – он подошел к Сильхе и отвесил ей пощечину. Тело, которому не давали приказа, даже не покачнулось и боли она почти не ощутила.
- Дура. Он даст мне всё.
«А всё это не слишком много?»
Маг отошел прочь.
Оказалось, идут они к башне, чтобы забрать оттуда вещи Сильхе. Не Этьерри, ни члены его отряда не собирались ничего тащить – кинтару и сумку повесили на Кано. Напоследок маг с написанным на лице наслаждением распылил голема-привратницу.
Но после этого они не ушли далеко, всего лишь нашли тихое место, переулок за домами без окон. Где-то по дороге избавились от коня, кажется, продав его.
- Куда? – спросил Армал, подойдя к эльфу.
- Что там у нас между озерами… Дванхар? Давай туда. Нам еще искать этот Фолкаэрен.
Маг немного помялся.
- Если я потрачусь, ты возместишь?
- У тебя же вроде еще есть вода? – с холодком в голосе спросил эльф.
- Есть. Но чем больше ее пьешь, тем меньше толку, - он покосился на Сильхе. – А некоторым вообще никакого. – А если ты прямо сейчас...
Эльф чуть изменился лицом – оно сделалась сосредоточеннее всего на миг.
Армал, наоборот, потёк - черты расплылись, глаза уставились в пустоту, его трясло, но дрожь быстро прошла. Когда маг начал рисовать на земле очередную фигуру, с его пальцев капал свет.
Лучница покачала головой и сказала что-то – в тоне были одновременно и жалость, и презрение.
Армал оторвался от чертежа:
- Когда-нибудь… но не в этот раз.
Начертил последний знак. Из узора на земле ударил ветер, заставив его мантию и волосы развеваться
- Скорее!
Все вошли внутрь узора, Кано и Сильхе получили очередной приказ, заставивший следовать тем же путем.
И сразу стало светло, потому что в Дванхаре было утро.
В сам город они не попали, то ли маг промахнулся, то ли так было надо - весь отряд оказался в пригороде, среди убранных полей. Они прошли чуть дальше и спрятались в леске, где почти сразу развели костер, чтобы приготовить еду. Пленникам велели сидеть и поддерживать огонь. Вернее, велели Кано, сначала послав за дровами. Сильхе ждало иное. Для начала Этьерри распотрошил ее сумку. Ничего особенного там не нашлось, ничто не заинтересовало, но эльф положил все вещи перед девушкой и велел:
- Бросай в огонь, одно за другим. Жди, когда сгорит, и кидай следующее.
Набор носовых платков. Несколько старых писем от друзей по Кантарсской академии. Детский талисман. Точилка для кинжала… точилку тут же отобрал эльф, бросил кому-то из приятелей. Деревянный овал «говорилки». Исписанный историями арахны блокнот.
Листы шевелились, сгорая, как губы умирающего, который напоследок пытается сказать, как он любил жизнь. Сильхе знала, что если сунет руку в огонь, то не почувствует боли, ведь там, снаружи, ее больше не было. Но осталась внутри, и эта, внутренняя, кричала, видя, как умирают слова. Все ответы, которые она могла легко получить. Подсказка бога в возвращенной молитве. Все можно вернуть, но не это.
Последней в костер полетела пустая уже сумка.
- Плачь, если хочешь, - милостиво разрешил жадно наблюдавший за ней Этьерри.
Девочка интригующе улыбнулась.
- О, это эпичная история… В первое время оживленный мир был так отзывчив к мыслям богов, что в нем появлялось вообще всё, о чем только они ни подумают. Почти воцарился хаос, когда творцы с этим справились – сделали одно место, где собирались все их мечты, образы того, что можно создать. Копилку. Иногда они что-то оттуда брали, а что-то сбрасывали в «дыру небытия», там же, чтоб далеко не ходить. Потом время наполнять мир новым прошло и пришло время исправлять свои ошибки… Мечты богов остались в виде неприкаянных духов, но дыру они закрыли белой каменной плитой, «заплаткой». Понятия не имею, зачем. В полнолуние можно полюбоваться экспонатами этого музея божественного тщеславия. Я бы не отказалась.
- А хочешь пойти туда с нами сегодня вечером? – Сильхе обрадовалась что может хоть так отплатить Ортансии. – Кано надо ритуал провести… долго объяснять.
- Еще спрашиваешь! Хочу, конечно. Говорят, там очень красиво. Так красиво, что можно себя забыть…
Она была вдохновлена, даже глаза горели. Такое счастье, видеть чужую радость – можно вспомнить, что на свете есть не только скорбь.
- Значит, идем вместе. Но это только вечером.
- Сколько там времени осталось до того вечера, - фыркнула Ортансия. – Мы пока поговорим о своем, о девичьем… или помолчим о нем же.
Они и молчали, и говорили. Оказалось, тут тоже есть столовая, но кормили там ужасно. Маг Армал на глаза не показывался и Сильхе забыла о нем. Все дела с магом были закончены.
К пустоши решили выйти заранее, оказалось, это далеко, а никакой экипаж туда не повезет.
- Суеверные люди, - осудила Ортансия. – Даже мимо ездить не любят. Хотя ну вот трогают их эти призраки?
- Они опасны? – спросил Кано, зачем-то взявший с собой меч.
Впрочем, и Сильхе была при кинжале… А вот кинтару и сумку беспечно оставила в комнате. Отношение ко всему поменялось. Если бог не забрал струну, он не позволит кому-то ее забрать. А вещи… могут быть и другие. Жалко было бы только говорилку… как давно она не говорила с братом, но сейчас нельзя, Колль сразу увидит… И блокнот и историями арахны, такими же древними как существа, на которые они идут посмотреть.
- Они невесомы и бестелесны, так что вряд ли могут быть опасными.
Дорога петляла улицами. Часть все же удалось проехать в нанятой коляске. Быстро темнело. Когда пришлось продолжить путь пешком, Ортансия засветила ладонь с помощью заклинания и показывала путь, пока не пришли.
«Пришли» означало, что очередная улица кончилась и за ней простирался пустырь. В сиянии белого света можно было рассмотреть потрескавшуюся землю с чем-то белым в самом центре, вроде каменной плиты толщиной в руку.
- Надо ждать полной темноты… или восхода луны, - Ортансия помогла найти место присесть – гладкое бревно, тут же погасила свет и объяснила: – Чтоб не спугнуть призраков… разговаривать вроде бы тоже нельзя.
Бревно было на ощупь гладким, как отполированное. Видимо, несмотря на суеверие, многие сюда приходили. Кано лег рядом.
Сильхе подумала, что ждать молча будет тяжело, но ошиблась. В небе одна за другой зажигались звезды, а темнота делалась все гуще и в ней исчезало и растворялось все лишнее. Или просто уходило под землю. Потрескавшаяся, она напоминала островки в видении арахны. Или слова из молитвы. Последние остатки ветра стихли и сделалось тепло и беззвучно. Когда из-за горизонта поднялась луна девушке уже не было нужно ничего, даже увидеть каких-то призраков. Да и существуют ли они вообще?
Существовали. В миг, когда луна осветила всю пустошь и трещины в земле сделались чернее самой ночи и, кажется, шире, начали появляться, возникая в воздухе из точки, странные сияющие краями и гранями существа - таких форм, что описать было бы трудно. Но потом взгляд привыкал и находил знакомое и похожее. Для начала размер - большие или маленькие. Потом форма – круглые, вытянутые, извивающиеся, бахромчатые, плоские как тарелка. И ощущение… тоже непонятное, зыбкое, похожее на сосущую тоску и одновременно предчувствие радости. Красота и это чувство позвали Сильхе, Она встала и шагнула им навстречу, за невидимую границу, которой они сами переступить не могли, паря в нескольких шагах от сидящих людей. Кажется, Ортансия тоже встала…
Они проходили перед Сильхе один за другим – внешнее сияние, но внутри тьма, потому что «мечты богов» не принадлежали этому мир и мир не мог ничем их заполнить. Захотелось плакать. Они могли сиять все, целиком… как и она. Но зажечь их не в силах одного человека.
- Как жаль, - сказала Ортансия, кажется, она испытывала то же самое.
Все вокруг двигалось и проходило сквозь них и это движение внутри можно было почувствовать. Сильхе сама, нарочно, ловила ладонями, грудью, лицом прекрасных и опасных существ. У многих были бесконечно-распахнутые крылья, у других только огромные лапы с когтями, и притягательные, как надежда, глаза, способные завлечь в эти когтистые объятия. Множество конечностей и ни одной. Пятна на всем теле и один единственный цвет для всех этих вееров перьев, извивающихся хвостов, мерцающей чешуи.
Она вдруг поняла, что видит их целиком, без пустоты и темных сердцевин. Словно любование древними существами заполнило и ее пустоту, позволив видеть больше. Вот чем еще можно ее заполнить, не только чувствами других, или стремлением к цели, или долгом. Красотой. Мечтами стать столь же красивой. Так же сиять и парить в бесконечно тихом воздухе, играя оттенками собственных цветов, помавая руками, позволяя развеваться волосам и юбке, позволяя всем мыслям ее оставить всем именам забыться.
Очередное существо пронеслось сквозь ее ладонь, тонкое и острое, как нож, словно подсказка. Да, верно, когда очень острое - не больно.
Она перешагнула через первую трещину, глубокую как пропасть. Путь освещали мечты богов – и уже не проходили сквозь нее, а касались, подталкивая, направляя к белой плите в центре пустоши. Сиял в руке обнаженный клинок «Третьего желания». Кажется, нужна была жертва. Если умереть вот так, на пике надежд, красоты и сияния, сама станешь красотой. Пусть накопленная сила вырвется, прорвет оболочку, позволив стать большим. И ее собственные края и очертания тоже светились.
- Сильхе! – она услышала звук, но не опознала его.
Трещины делались все шире, но цель – ближе с каждым шагом. Невыразимая легкость позволяла перепархивать через проломы, почти не замечая их.
- Сильхе!!
Белая каменная плита – вот она. Но кроме нее – черный силуэт без тени сияния, кентавр, догнавший ее и вставший рядом.
- Что? – спросила она.
- Не делай…
- Тогда сделай ты, - она протянула ему кинжал. – Все равно тебе больше нечего отдать. А я просто уйду с ними.
Трудно говорить со тьмой, особенно если тьма отвечает. Но пусть она хотя бы сделает то, о чем ее попросили. Возьмет кинжал и…
…Отбросит прочь.
- У меня еще осталась мечта.
Кентавр, темная дыра в общем сиянии, наклонился и начал поднимать белую плиту. Он не справится, никто не смог бы справиться с таким в одиночку. Но плита поднималась и поднималась, пока на встала на ребро и все эти прекрасные существа не бросились к дыре под ней. Нет-нет, пожалуйста!
Потянуло туда же, во тьму, и Сильхе. Она пыталась сопротивляться, но края ее все еще светились, и небывалая легкость не давала зацепится хоть за что-то тяжелее нее, а цепляться за легкое было бесполезно.
Кто-то поймал, обхватил и прижал к себе - одной рукой потому, что вторая все еще держала камень. А потом и сияние, и легкость начали ее оставлять, ведь тот, кто держал, был слишком материальным. Возвращаться к телесности оказалось больно, до слез. Хотелось вырваться, отречься от того, что Кано пытался для нее сделать и не было сил.
А потом не стало и желания, когда последние «мечты богов» канули во тьму небытия и он отпустил Сильхе и опустил плиту… Уронил, не удержав, потому что больше не был кентавром с его нечеловеческой силой. «У меня еще осталась мечта» - о скачке под звездами, свободе, ветре в лицо или даже о черной кентаврице, дикой и прекрасной. Поцелуй белой силы – пожертвовать тем, что для тебя важно.
Все закончилось. Это снова была просто земля сухая, но без глубоких трещин и призраков. Тут же стоял, тревожно косясь по сторонам, конь, с которым южная ведьма соединила Кано волшебством, сделав рыцаря кентавром.
Рыцарь устало улыбнулся, потрепал по шее потянувшегося к нему скакуна.
- Теперь мне придется это закончить, - сказал он, - потому что терять больше нечего.
- Уверен? – спросили из темноты.
И сразу там зажегся бледно-желтый колдовской огонь, который высветил Этьерри, стоявшего рядом с ним мага Армала и темные тени на спиной, наверное, весь отряд «охраны паломников».
Глава тридцать девятая. Плен. Боль и свобода. Безумец
Никто ничего не успел, да, наверное, и не мог. Мелькнувшая мысль «Один раз не взяла с собой кинтару…» так и осталась незавершенной, потому что голос в этот раз у нее никто не отнимал. Сильхе так думала, пока не попыталась пропеть музыку Этьерри. Не удалось даже открыть рот. Не удалось повернуться и посмотреть на Кано – не схватился ли за меч, хотя толку от него было бы столько же, сколько и в прошлый раз. Она видела только замершую Ортансию шагах в пяти дальше.
- Можете попробовать подергаться, - кивнул эльф, - заклятье разорвало связь разума и тела, так что самое большее – просто попадаете мордами в грязь… Я…
- Ах ты уродец! – отмершая Ортансия сделала короткий жест и обоих, мага и эльфа, бросило, как он только что обещал им – лицами в землю.
Даже эльф не успел как-то вывернуться и когда вскочил, из расквашенного носа текла кровь. Магу повезло ничего не разбить, но все равно его глаза пылали бешенством.
- Армал!! – завопил Этьерри. – Держи ее!!
- Проще убить.
«Нет!!» - замерший внутри крик там и остался, те крохи свободы, которые Сильхе успела почувствовать, когда Ортансия швырнула злобную парочку, тут же растворились в пустоте, где теперь висела ее душа. Она даже не могла закрыть глаза чтобы не видеть, как девочка-звуковик снова замерла, застыла, стеклянно блестя. О, Боги… пусть это будет всего лишь «фарфоровый сон»! И пусть никто не додумается…
Эльф подошел и толкнул Ортансию. Статуя упала на землю, глухо стукнув, но не разбилась. Этьерри поднял большой камень, подержал его над лицом девочки, отбросил в сторону. Вытер руки платком из кармана и снова повернулся к Кано и Сильхе. Приказал:
- За мной.
Ноги сами двинулись, понесли ее куда-то. Рядом шел рыцарь и трусил конь, которого кто-то из отряда взял под уздцы. По дороге маг рассказывал эльфу их тайны. Не все - те, о которых они успели подумать. О миссии, о струне, о смерти Друста, о капле-амулете.
Услышав об этом, Этьерри остановился, подошел к Сильхе, велел отдать ему «игрушку Ворнейна». Руки повиновались, сняли с шеи цепочку с амулетом, протянули ему.
- Так и знал, что этот где-то тут замешан… и что так просто не сдохнет. А я-то все гадал почему ты говорила так же, как Ворнейн. - Этьерри скривился: - «У вас ничего не получится…»
Что-то сказала по-эльфийски лучница из отряда.
- Думаешь, я боюсь привлечь внимание Смерти? Ну, хочешь, могу игрушку отдать тебе, Руэлли.
Эльфийка бросила лишь одно слово, кажется, обозвала его дураком.
Этьерри приказал продолжить путь отряду, уменьшившемуся до него и Армала, двух гномов, эльфийки и медведеобротня.
Девушка-бард шла и вспоминала другого эльфа. Того, который пристрелил в спину золотоволосого, превратившего ее жизнь в музыку. Ворнейна убили в очередной раз просто за правду, может даже Этьерри это сделал, она не помнила лица убийцы. Что тогда сделают с ней и Кано?
И, наверное, уже надо было перестать думать об этом и вообще думать, чтобы Армал не смог прочесть и это. Но не думать – это самая трудная вещь на свете, самая тяжелая работа, которую не разделишь, чтобы сделать по частям. Тогда она начала мысленно повторять одно и тоже. Снова и снова задавала вопрос: «Армал, почему? Почему ты это делаешь, ведь эльф больше не может дать тебе воду твоей силы и ничем с тобой не поделится? Ты не зависишь от него. А они от тебя – да. Ты заведомо сильнее, пусть даже магия на инорасцев не действует, но себя защитил бы от чего угодно…»
Мага хватило ненадолго – он подошел к Сильхе и отвесил ей пощечину. Тело, которому не давали приказа, даже не покачнулось и боли она почти не ощутила.
- Дура. Он даст мне всё.
«А всё это не слишком много?»
Маг отошел прочь.
Оказалось, идут они к башне, чтобы забрать оттуда вещи Сильхе. Не Этьерри, ни члены его отряда не собирались ничего тащить – кинтару и сумку повесили на Кано. Напоследок маг с написанным на лице наслаждением распылил голема-привратницу.
Но после этого они не ушли далеко, всего лишь нашли тихое место, переулок за домами без окон. Где-то по дороге избавились от коня, кажется, продав его.
- Куда? – спросил Армал, подойдя к эльфу.
- Что там у нас между озерами… Дванхар? Давай туда. Нам еще искать этот Фолкаэрен.
Маг немного помялся.
- Если я потрачусь, ты возместишь?
- У тебя же вроде еще есть вода? – с холодком в голосе спросил эльф.
- Есть. Но чем больше ее пьешь, тем меньше толку, - он покосился на Сильхе. – А некоторым вообще никакого. – А если ты прямо сейчас...
Эльф чуть изменился лицом – оно сделалась сосредоточеннее всего на миг.
Армал, наоборот, потёк - черты расплылись, глаза уставились в пустоту, его трясло, но дрожь быстро прошла. Когда маг начал рисовать на земле очередную фигуру, с его пальцев капал свет.
Лучница покачала головой и сказала что-то – в тоне были одновременно и жалость, и презрение.
Армал оторвался от чертежа:
- Когда-нибудь… но не в этот раз.
Начертил последний знак. Из узора на земле ударил ветер, заставив его мантию и волосы развеваться
- Скорее!
Все вошли внутрь узора, Кано и Сильхе получили очередной приказ, заставивший следовать тем же путем.
И сразу стало светло, потому что в Дванхаре было утро.
В сам город они не попали, то ли маг промахнулся, то ли так было надо - весь отряд оказался в пригороде, среди убранных полей. Они прошли чуть дальше и спрятались в леске, где почти сразу развели костер, чтобы приготовить еду. Пленникам велели сидеть и поддерживать огонь. Вернее, велели Кано, сначала послав за дровами. Сильхе ждало иное. Для начала Этьерри распотрошил ее сумку. Ничего особенного там не нашлось, ничто не заинтересовало, но эльф положил все вещи перед девушкой и велел:
- Бросай в огонь, одно за другим. Жди, когда сгорит, и кидай следующее.
Набор носовых платков. Несколько старых писем от друзей по Кантарсской академии. Детский талисман. Точилка для кинжала… точилку тут же отобрал эльф, бросил кому-то из приятелей. Деревянный овал «говорилки». Исписанный историями арахны блокнот.
Листы шевелились, сгорая, как губы умирающего, который напоследок пытается сказать, как он любил жизнь. Сильхе знала, что если сунет руку в огонь, то не почувствует боли, ведь там, снаружи, ее больше не было. Но осталась внутри, и эта, внутренняя, кричала, видя, как умирают слова. Все ответы, которые она могла легко получить. Подсказка бога в возвращенной молитве. Все можно вернуть, но не это.
Последней в костер полетела пустая уже сумка.
- Плачь, если хочешь, - милостиво разрешил жадно наблюдавший за ней Этьерри.
