Закат почти догорел, и дальний край холмов уже окутала темнота. Но на открытой низине у реки пока ещё было светло, так что девушка, подумав, сначала свернула в сторону густых лоз, растущих в ближайшем распадке, и только потом начала взбираться на холм. За ней никто не шёл, но всё-таки Мила порой тревожно оглядывалась, стараясь держаться в тени деревьев. Ей хотелось подняться наверх, к тому месту, где ребята откопали крест из старой часовни. Просто посидеть там какое-то время, глядя на реку. Подумать.
Назар уехал в город. Ярослав не пришёл на ужин. Наташу после обеда тоже нигде не было видно. И хотя сами по себе, отдельно, эти события не являлись чем-то необычным, но вместе всё выглядело довольно странно и вызывало чувство безотчётной тревоги.
«Ну вот, как всегда напридумывала глупостей! — мысленно обращалась Мила к самой себе, с трудом пробираясь по высокой спутанной траве распадка. — Назару завтра диплом сдавать, это очень важное дело! И правильно, что он уехал пораньше. А Ярослав сейчас, скорее всего, готовится к завтрашней битве. Ему надо всё хорошенько обдумать и побыть одному. Он вообще молодец! Я бы на его месте уже давно сорвалась и наорала на этого московского придурка, ведь нельзя же быть таким твердолобым, когда дело касается магии! Ну, а Наташа, наверное, в город уехала: я сама ей с утра говорила, что надо бы хлеба привезти. Может, она дома переночует, а вернётся завтра с утра. Так что зря я так разнервничалась».
Но от этих успокаивающих мыслей тревога почему-то наоборот стала только сильнее. Вызвав в памяти лицо Наташи, Мила вспомнила, что сегодня она опять не нашла в себе сил сказать Назару самое главное. Она же догоняла его именно за этим! Хотела сказать, наконец, но, как и раньше, снова не решилась…
«Почему я такая трусиха? — с досадой подумала она. — Хотя, может, сейчас и правда не стоит: сдача диплома — это не шутки. Но завтра, когда он вернётся, обязательно надо всё рассказать! Нельзя больше откладывать: мне почему-то кажется, что дверь уже приоткрылась…»
Поднявшись наверх, Мила увидела, что у креста сидит Ярослав и разговаривает с кем-то по телефону. Она решила повернуть обратно, чтобы не мешать, но поскольку уже вышла на открытое пространство, то Лунный рыцарь заметил её и помахал рукой, приглашая подойти. Мила немного смутилась, но всё-таки присела рядом на траву.
— Это Алиэ, — сказал Ярослав, убирая телефон в карман рабочих джинсов. — Она завтра не приедет.
— Что-то случилось? — Слова сами слетели с языка, и Мила внутренне упрекнула себя за то, что не смогла скрыть тревоги в голосе. Но Ярослав только покачал головой и улыбнулся:
— Ничего особенного. Звонил дядя, просил, чтобы кто-нибудь завтра побыл дома. Он сейчас в командировке, ему по работе надо будет удалёнку подключить. А поскольку он и сам не знает, когда это начнётся и насколько всё затянется, то я сказал Алиэ, чтобы она оставалась дома и за нас не переживала. Мы же справимся, верно?
Мила смущённо фыркнула. По идее, это она сейчас должна ободрять и поддерживать Ярослава просто потому, что ему приходится тяжелее всех. Но у них почему-то всё наоборот. Лунный рыцарь совсем не выглядит взволнованным или напряжённым. Он расслабленно сидит на траве, обхватив руками колени, и его ласковый взгляд устремлён к тёмным водам реки, в которых дрожит лунное отражение. Мила тоже полной грудью вдохнула сладкий ночной воздух, чувствуя, как это спокойствие невольно передаётся и ей.
— Слушай, я давно хотела у тебя спросить про Наташу, — неожиданно для себя сказала она.
Ярослав удивлённо повернулся.
— Про Алиэ?
Мила опустила глаза. Ей было очень неловко говорить об этом с Ярославом, тем более что, пока шла сюда, она дала себе слово молчать до завтра, но сейчас было уже поздно поворачивать назад.
— Ну, я бы у неё давно уже спросила, только, боюсь, она просто не знает. Такие вопросы надо задавать наверняка, чтобы людям не думалось потом. Понимаешь? А ты должен точно знать, есть у неё на самом деле магические способности или нет.
— Да я тоже не знаю, — пожал плечами Ярослав. В его задумчивой улыбке мелькнула нежность. — Алиэ говорит, что нет, ведь она из людей, а не из эльфов. Поэтому они с Сэмом так хорошо ладят — оба на одной волне, понимают друг друга без слов, так что я порой даже ревную.
Мила захихикала:
— А ты умеешь ревновать?
— Этих двоих — запросто! — рассмеялся Ярослав. — Друг к другу, и ко всем остальным тоже. А они меня хором ревнуют к Ласу.
Но вдруг он перестал улыбаться и серьёзно сказал:
— На самом деле с Алиэ всё не так просто, как кажется. Знаешь, это как звёзды и планеты. Планеты имеют свою орбиту, у них своя жизнь, свои спутники, но только близость к звезде делает их такими сильными и прекрасными. Чем ближе человек к своей звезде, тем ярче горит его сердце... Мне кажется, что любовь — это способность принимать в себя свет тех, кто нам дорог, и нести его дальше. Моя звезда — Элберет, и потому люди, которые любят меня, тоже невольно отражают её свет. Алиэ всегда говорила, что она просто человек. Но порой ей снятся вещие сны, которые указывают мне направление пути. Она хорошо чувствует, когда мне нужна помощь, и вообще очень многие вещи делает безошибочно точно. Можно было бы объяснить это хорошей интуицией, но думаю, дело не только в этом. В ней есть что-то необычное, только на магию это мало похоже. Я не знаю. Иногда мне кажется, что она отражает не столько тот свет, что даровала мне Элберет, сколько другой — словно идущий от той же звезды, но в противоположную сторону. Поэтому рядом с Алиэ я могу хорошо видеть вещи, скрытые во тьме: ведь я и сам отчасти отражаю этот странный свет… Впрочем, боюсь, я говорю слишком путано, словами это сложно выразить.
Но Мила поняла. Она кивнула сама себе и решительно сказала:
— Послушай, вам с Наташей обязательно нужно официально расписаться, чтобы кольцо и документы, и всё такое.
Глаза её при этом светились в темноте зелёными болотными огнями, а голос был необычайно твёрдым, совершенно на себя не похожим.
— Я, наверное, лезу не в своё дело, вам и без меня советчиков хватает, но… Я видела одну вещь, хотела сказать об этом Назару, только почему-то всё никак не могла решиться. Мне казалось, что если я произнесу это вслух, то случится такое… Это очень страшно! А я ужасная трусиха. Но ты всё равно должен об этом узнать, завтра может быть уже поздно.
Мила дрожала, обхватив себя руками: то ли от того, что спустившаяся на холмы ночь принесла с собой влажную прохладу с реки, то ли от того, что сложившаяся вдруг в голове мозаика вызвала слишком много эмоций. Ярослав молча накинул ей на плечи свою штормовку, лежавшую рядом на траве. Этот ободряющий заботливый жест придал Миле сил, и она, зажмурившись так, словно готовилась прыгнуть в холодную воду, произнесла:
— Когда я в марте увидела в зеркале Небесный поезд, я видела и их тоже. Обоих видела — машиниста и проводницу, очень хорошо, как тебя сейчас. И у этой девушки было Наташино лицо.
Ярослав вздрогнул так, словно его ударили — Мила ясно ощутила вспышку страха и боли в его груди. Но теперь она уже не могла остановиться: слова сами падали с губ, она лишь удивлённо слушала свой изменившийся голос. На мгновение мелькнула мысль, что вот, оказывается, как произносятся пророчества, но эта мысль сейчас показалась чужой, совершенно ей не принадлежащей.
— Она была похожа на неё как две капли воды, только волосы чуть светлее и короче. И у Наташи больше достоинства. Знаешь, как в сказке, где сёстры-близнецы — одна принцесса, другая нищенка. Мне тогда показалось, словно зеркало раскололось пополам — один человек, два отражения. Зеркало и в самом деле раскололось, потом Назар прибежал на мой крик, и видение исчезло. Но я сейчас не об этом. Твоя судьба тоже состоит из осколков. Словно когда-то давно разбилось что-то очень важное, и с тех пор ты никак не можешь это склеить. Я это вижу как брызги хрусталя, будто вазу разбили или ещё что-нибудь подобное. А ваши с Наташей судьбы так хорошо совпадают, что вы могли бы попробовать их склеить друг для друга заново. И тогда вы окончательно станете единым целым — будете вместе всегда, во всех мирах и вариантах судьбы. Но для этого обязательно нужен штамп в паспорте и кольцо.
Некоторое время Ярослав и Мила молча сидели рядом, глядя на реку, которую отсюда в ночной темноте можно было угадать лишь по отблескам луны и звёзд на слегка дрожащей поверхности. Мила чувствовала, как её всё ещё потряхивает от пережитых эмоций, и, кутаясь в штормовку Ярослава, осторожно поглядывала на его лицо, пытаясь угадать, какие чувства он сейчас испытывает. Она была уверена, что всё сделала правильно. Она должна была сказать это ему сейчас, не откладывая. Но в то же самое время Мила понимала, что выслушивать подобные вещи всегда больно; ей отчаянно не хотелось быть для Ярослава вестником беды, и поэтому сейчас она с таким волнением ждала его реакции.
А он задумчиво крутил в пальцах сорванную травинку и молчал, устремив вдаль очень серьёзный, потемневший взгляд.
— Значит, людское одобрение — тот самый клей, без которого никак…
Ярослав повернулся к Миле, и его губы слегка дрогнули в благодарной улыбке:
— Спасибо тебе. Когда-нибудь я всё равно должен был посмотреть правде в глаза. И лучше сейчас, ты права, потом может быть уже поздно.
Услышав это, Мила вздохнула с таким заметным облегчением, что Ярослав рассмеялся — тихо, ласково и очень успокаивающе.
— Никакая ты не трусиха! Наоборот, очень смелая и отважная. Ласу здорово повезло с тобой.
— Правда? — Мила почувствовала, что краснеет. Она так и не поняла, говорил ли он сейчас лишь об их отношениях дружбы и наставничества или имел в виду что-то большее. Но уточнить не решилась бы ни за что на свете. А Ярослав, улыбаясь по-прежнему ласково, вдруг предложил:
— Если бы с нами был Сэм, он бы непременно сказал, что такой вечер хорошо закончить песней. Хочешь, я тебе спою одну вещь?
Глаза Милы тут же загорелись восторгом. От Назара она знала, что Ярослав пишет стихи, играет на гитаре и поёт. Некоторые песни, которые Семён исполнял со своей группой и которые так нравились его фанаткам, на самом деле написал его друг. Но за всё то время, что Мила была с ним знакома, сам Лунный рыцарь ни разу даже не упоминал об этом. Поэтому сейчас она сразу закивала с отчаянным воодушевлением:
— Ух, как здорово! Ты ещё спрашиваешь!
— Это про наш Небесный поезд, — сказал Ярослав. — Стихи я написал ещё в марте, а мелодия родилась уже здесь. И если Незабудка слышит нас сейчас, я бы хотел, чтобы она знала — эта песня о ней.
И он запел.
Этот поезд летит и совсем не грохочет по рельсам,
И вагоны его — бесконечный закатный туман.
А под ним города растекаются дымной завесой,
А под ним полустанков нелепый смешной караван.
Я иду к проводнице, она предлагает мне чаю,
И глаза её ясные, словно небесная суть.
Говорит, к машинисту нельзя, он отчаянно занят,
Без дорог и путей через вечность рисуя маршрут.
Здесь в каких-то купе льются слёзы и стоны сочатся,
А в каких-то рыдает больной истерический смех.
Мне однажды велела судьба через поезд промчаться —
От перрона, с подножки, с отрадной улыбкой для всех.
А теперь мы сидим с проводницей спокойно и просто,
И за окнами солнце сменяется бледной луной.
Этот поезд летит в небеса, на несбыточный остров,
И везёт бесконечность любви и печали земной.
Мягкий голос Лунного рыцаря улетал в пространство — и в такт мелодии в траве загорались серебристые огоньки светлячков. На тёмной воде реки дрожала лунная дорожка, а весь мир вокруг казался таким же лунным и зыбким. Будто вот-вот откроется дверь в неведомое — и с той стороны сюда войдёт она, Незабудка…
Сидя у старинного креста, на пороге этой приоткрытой двери, Мила тихо плакала, украдкой вытирая слёзы, и ничего не могла с собой поделать. Сейчас она поняла кое-что очень важное.
«Теперь я знаю, зачем это всё. Невидимые нити, связывающие нас, единение жизни и смерти в разных мирах… Теперь я знаю! И больше не буду убегать...»
Весь вечер Алиэ не находила себе места. Поговорив с Итилем по телефону, она вроде немного успокоилась, но к ночи какое-то неясное тревожное чувство снова начало закрадываться в сердце.
Волноваться вроде бы было не о чем. Завтрашний день не сулил ничего необычного. Да, приедет «главный по тарелочкам», будет оценивать их работу. Но он получит свои артефакты. Итиль уже готов встретить врага во всеоружии, и вряд ли ему вообще потребуется чья-то помощь. А если вспомнить, какими масляными глазами «главный по тарелочкам» смотрел на Алиэ в прошлый раз, то завтра ей и правда лучше не показываться в лагере, чтобы не создавать лишних проблем. Так что просьба дяди Ярослава пришлась очень кстати. Завтра она под благовидным предлогом посидит дома, поможет дяде Валере с работой, купит в лагерь продукты и хозяйственные мелочи, а послезавтра с самого утра уже будет на месте.
Однако эта спокойная и довольно позитивная картина всё время разбивалась в её сознании о какую-то смутную тревогу. Возможно, есть обстоятельства, о которых она не знает? Но даже если и так, Алиэ была твёрдо уверена, что её принц способен решить любые проблемы. И хотя Лас завтра не сможет ему помочь, рядом будет верный Сэм, а ещё Мила, Эля и Мира — вместе они точно справятся с возможными неприятностями. Впрочем, если случится что-то действительно серьёзное, девочки обязательно позвонят и ей тоже, они уже заранее договорились. Поэтому сейчас надо перестать об этом думать. Пора заняться домашними делами, пока есть такая возможность.
Но вместо того, чтобы отправиться на кухню или в ванную, Алиэ поднялась в библиотеку. Включив свет, она обвела взглядом полки с книгами, идеальный порядок на рабочем столе, выключенный монитор компьютера. Шторы были раздвинуты, и на стёклах играли разноцветные блики городских огней: Итиль не любил завешивать окна на ночь, и сама Алиэ тоже уже успела к этому привыкнуть. В пустой квартире было тихо.
— Я просто скучаю, — удивлённо произнесла она вслух.
Достав из ящика письменного стола тетрадь Итиля, куда он записывал свои стихи, Алиэ начала любовно перебирать страницы. Об этой тетради кроме неё знали только Лас и Сэм. Итиль относил стихотворчество к категории «слишком личное», и делиться этим не любил. Только менестрель иногда мог выпросить у своего друга некоторые баллады для того, чтобы сделать из них песни. Бог весть как ему это удавалось — единственному из всех! Алиэ подозревала, что Итиль уступал просто потому, что их слишком многое связывало, и будь на месте Сэма другой человек, он непременно получил бы отказ.
Вспомнив лицо Семёна — его лукавые зелёные глаза, полускрытые длинной чёлкой пшеничных волос, детские веснушки и дерзкие, как у подростка, манеры — Алиэ невольно улыбнулась. Когда-нибудь все они станут взрослыми и серьёзными, но Сэм, пожалуй, так навсегда и останется ребёнком. Будет вечно блуждать с гитарой по свету, очаровывая девушек, вызывая у парней ревность и зависть, и нигде не задерживаясь надолго. Он — ветер, а ветер должен петь. Вот, пожалуй, эта новая баллада Итиля ему бы очень подошла…
Этот поезд летит и совсем не грохочет по рельсам,
И вагоны его — бесконечный закатный туман.
Назар уехал в город. Ярослав не пришёл на ужин. Наташу после обеда тоже нигде не было видно. И хотя сами по себе, отдельно, эти события не являлись чем-то необычным, но вместе всё выглядело довольно странно и вызывало чувство безотчётной тревоги.
«Ну вот, как всегда напридумывала глупостей! — мысленно обращалась Мила к самой себе, с трудом пробираясь по высокой спутанной траве распадка. — Назару завтра диплом сдавать, это очень важное дело! И правильно, что он уехал пораньше. А Ярослав сейчас, скорее всего, готовится к завтрашней битве. Ему надо всё хорошенько обдумать и побыть одному. Он вообще молодец! Я бы на его месте уже давно сорвалась и наорала на этого московского придурка, ведь нельзя же быть таким твердолобым, когда дело касается магии! Ну, а Наташа, наверное, в город уехала: я сама ей с утра говорила, что надо бы хлеба привезти. Может, она дома переночует, а вернётся завтра с утра. Так что зря я так разнервничалась».
Но от этих успокаивающих мыслей тревога почему-то наоборот стала только сильнее. Вызвав в памяти лицо Наташи, Мила вспомнила, что сегодня она опять не нашла в себе сил сказать Назару самое главное. Она же догоняла его именно за этим! Хотела сказать, наконец, но, как и раньше, снова не решилась…
«Почему я такая трусиха? — с досадой подумала она. — Хотя, может, сейчас и правда не стоит: сдача диплома — это не шутки. Но завтра, когда он вернётся, обязательно надо всё рассказать! Нельзя больше откладывать: мне почему-то кажется, что дверь уже приоткрылась…»
Поднявшись наверх, Мила увидела, что у креста сидит Ярослав и разговаривает с кем-то по телефону. Она решила повернуть обратно, чтобы не мешать, но поскольку уже вышла на открытое пространство, то Лунный рыцарь заметил её и помахал рукой, приглашая подойти. Мила немного смутилась, но всё-таки присела рядом на траву.
— Это Алиэ, — сказал Ярослав, убирая телефон в карман рабочих джинсов. — Она завтра не приедет.
— Что-то случилось? — Слова сами слетели с языка, и Мила внутренне упрекнула себя за то, что не смогла скрыть тревоги в голосе. Но Ярослав только покачал головой и улыбнулся:
— Ничего особенного. Звонил дядя, просил, чтобы кто-нибудь завтра побыл дома. Он сейчас в командировке, ему по работе надо будет удалёнку подключить. А поскольку он и сам не знает, когда это начнётся и насколько всё затянется, то я сказал Алиэ, чтобы она оставалась дома и за нас не переживала. Мы же справимся, верно?
Мила смущённо фыркнула. По идее, это она сейчас должна ободрять и поддерживать Ярослава просто потому, что ему приходится тяжелее всех. Но у них почему-то всё наоборот. Лунный рыцарь совсем не выглядит взволнованным или напряжённым. Он расслабленно сидит на траве, обхватив руками колени, и его ласковый взгляд устремлён к тёмным водам реки, в которых дрожит лунное отражение. Мила тоже полной грудью вдохнула сладкий ночной воздух, чувствуя, как это спокойствие невольно передаётся и ей.
— Слушай, я давно хотела у тебя спросить про Наташу, — неожиданно для себя сказала она.
Ярослав удивлённо повернулся.
— Про Алиэ?
Мила опустила глаза. Ей было очень неловко говорить об этом с Ярославом, тем более что, пока шла сюда, она дала себе слово молчать до завтра, но сейчас было уже поздно поворачивать назад.
— Ну, я бы у неё давно уже спросила, только, боюсь, она просто не знает. Такие вопросы надо задавать наверняка, чтобы людям не думалось потом. Понимаешь? А ты должен точно знать, есть у неё на самом деле магические способности или нет.
— Да я тоже не знаю, — пожал плечами Ярослав. В его задумчивой улыбке мелькнула нежность. — Алиэ говорит, что нет, ведь она из людей, а не из эльфов. Поэтому они с Сэмом так хорошо ладят — оба на одной волне, понимают друг друга без слов, так что я порой даже ревную.
Мила захихикала:
— А ты умеешь ревновать?
— Этих двоих — запросто! — рассмеялся Ярослав. — Друг к другу, и ко всем остальным тоже. А они меня хором ревнуют к Ласу.
Но вдруг он перестал улыбаться и серьёзно сказал:
— На самом деле с Алиэ всё не так просто, как кажется. Знаешь, это как звёзды и планеты. Планеты имеют свою орбиту, у них своя жизнь, свои спутники, но только близость к звезде делает их такими сильными и прекрасными. Чем ближе человек к своей звезде, тем ярче горит его сердце... Мне кажется, что любовь — это способность принимать в себя свет тех, кто нам дорог, и нести его дальше. Моя звезда — Элберет, и потому люди, которые любят меня, тоже невольно отражают её свет. Алиэ всегда говорила, что она просто человек. Но порой ей снятся вещие сны, которые указывают мне направление пути. Она хорошо чувствует, когда мне нужна помощь, и вообще очень многие вещи делает безошибочно точно. Можно было бы объяснить это хорошей интуицией, но думаю, дело не только в этом. В ней есть что-то необычное, только на магию это мало похоже. Я не знаю. Иногда мне кажется, что она отражает не столько тот свет, что даровала мне Элберет, сколько другой — словно идущий от той же звезды, но в противоположную сторону. Поэтому рядом с Алиэ я могу хорошо видеть вещи, скрытые во тьме: ведь я и сам отчасти отражаю этот странный свет… Впрочем, боюсь, я говорю слишком путано, словами это сложно выразить.
Но Мила поняла. Она кивнула сама себе и решительно сказала:
— Послушай, вам с Наташей обязательно нужно официально расписаться, чтобы кольцо и документы, и всё такое.
Глаза её при этом светились в темноте зелёными болотными огнями, а голос был необычайно твёрдым, совершенно на себя не похожим.
— Я, наверное, лезу не в своё дело, вам и без меня советчиков хватает, но… Я видела одну вещь, хотела сказать об этом Назару, только почему-то всё никак не могла решиться. Мне казалось, что если я произнесу это вслух, то случится такое… Это очень страшно! А я ужасная трусиха. Но ты всё равно должен об этом узнать, завтра может быть уже поздно.
Мила дрожала, обхватив себя руками: то ли от того, что спустившаяся на холмы ночь принесла с собой влажную прохладу с реки, то ли от того, что сложившаяся вдруг в голове мозаика вызвала слишком много эмоций. Ярослав молча накинул ей на плечи свою штормовку, лежавшую рядом на траве. Этот ободряющий заботливый жест придал Миле сил, и она, зажмурившись так, словно готовилась прыгнуть в холодную воду, произнесла:
— Когда я в марте увидела в зеркале Небесный поезд, я видела и их тоже. Обоих видела — машиниста и проводницу, очень хорошо, как тебя сейчас. И у этой девушки было Наташино лицо.
Ярослав вздрогнул так, словно его ударили — Мила ясно ощутила вспышку страха и боли в его груди. Но теперь она уже не могла остановиться: слова сами падали с губ, она лишь удивлённо слушала свой изменившийся голос. На мгновение мелькнула мысль, что вот, оказывается, как произносятся пророчества, но эта мысль сейчас показалась чужой, совершенно ей не принадлежащей.
— Она была похожа на неё как две капли воды, только волосы чуть светлее и короче. И у Наташи больше достоинства. Знаешь, как в сказке, где сёстры-близнецы — одна принцесса, другая нищенка. Мне тогда показалось, словно зеркало раскололось пополам — один человек, два отражения. Зеркало и в самом деле раскололось, потом Назар прибежал на мой крик, и видение исчезло. Но я сейчас не об этом. Твоя судьба тоже состоит из осколков. Словно когда-то давно разбилось что-то очень важное, и с тех пор ты никак не можешь это склеить. Я это вижу как брызги хрусталя, будто вазу разбили или ещё что-нибудь подобное. А ваши с Наташей судьбы так хорошо совпадают, что вы могли бы попробовать их склеить друг для друга заново. И тогда вы окончательно станете единым целым — будете вместе всегда, во всех мирах и вариантах судьбы. Но для этого обязательно нужен штамп в паспорте и кольцо.
Некоторое время Ярослав и Мила молча сидели рядом, глядя на реку, которую отсюда в ночной темноте можно было угадать лишь по отблескам луны и звёзд на слегка дрожащей поверхности. Мила чувствовала, как её всё ещё потряхивает от пережитых эмоций, и, кутаясь в штормовку Ярослава, осторожно поглядывала на его лицо, пытаясь угадать, какие чувства он сейчас испытывает. Она была уверена, что всё сделала правильно. Она должна была сказать это ему сейчас, не откладывая. Но в то же самое время Мила понимала, что выслушивать подобные вещи всегда больно; ей отчаянно не хотелось быть для Ярослава вестником беды, и поэтому сейчас она с таким волнением ждала его реакции.
А он задумчиво крутил в пальцах сорванную травинку и молчал, устремив вдаль очень серьёзный, потемневший взгляд.
— Значит, людское одобрение — тот самый клей, без которого никак…
Ярослав повернулся к Миле, и его губы слегка дрогнули в благодарной улыбке:
— Спасибо тебе. Когда-нибудь я всё равно должен был посмотреть правде в глаза. И лучше сейчас, ты права, потом может быть уже поздно.
Услышав это, Мила вздохнула с таким заметным облегчением, что Ярослав рассмеялся — тихо, ласково и очень успокаивающе.
— Никакая ты не трусиха! Наоборот, очень смелая и отважная. Ласу здорово повезло с тобой.
— Правда? — Мила почувствовала, что краснеет. Она так и не поняла, говорил ли он сейчас лишь об их отношениях дружбы и наставничества или имел в виду что-то большее. Но уточнить не решилась бы ни за что на свете. А Ярослав, улыбаясь по-прежнему ласково, вдруг предложил:
— Если бы с нами был Сэм, он бы непременно сказал, что такой вечер хорошо закончить песней. Хочешь, я тебе спою одну вещь?
Глаза Милы тут же загорелись восторгом. От Назара она знала, что Ярослав пишет стихи, играет на гитаре и поёт. Некоторые песни, которые Семён исполнял со своей группой и которые так нравились его фанаткам, на самом деле написал его друг. Но за всё то время, что Мила была с ним знакома, сам Лунный рыцарь ни разу даже не упоминал об этом. Поэтому сейчас она сразу закивала с отчаянным воодушевлением:
— Ух, как здорово! Ты ещё спрашиваешь!
— Это про наш Небесный поезд, — сказал Ярослав. — Стихи я написал ещё в марте, а мелодия родилась уже здесь. И если Незабудка слышит нас сейчас, я бы хотел, чтобы она знала — эта песня о ней.
И он запел.
Этот поезд летит и совсем не грохочет по рельсам,
И вагоны его — бесконечный закатный туман.
А под ним города растекаются дымной завесой,
А под ним полустанков нелепый смешной караван.
Я иду к проводнице, она предлагает мне чаю,
И глаза её ясные, словно небесная суть.
Говорит, к машинисту нельзя, он отчаянно занят,
Без дорог и путей через вечность рисуя маршрут.
Здесь в каких-то купе льются слёзы и стоны сочатся,
А в каких-то рыдает больной истерический смех.
Мне однажды велела судьба через поезд промчаться —
От перрона, с подножки, с отрадной улыбкой для всех.
А теперь мы сидим с проводницей спокойно и просто,
И за окнами солнце сменяется бледной луной.
Этот поезд летит в небеса, на несбыточный остров,
И везёт бесконечность любви и печали земной.
Мягкий голос Лунного рыцаря улетал в пространство — и в такт мелодии в траве загорались серебристые огоньки светлячков. На тёмной воде реки дрожала лунная дорожка, а весь мир вокруг казался таким же лунным и зыбким. Будто вот-вот откроется дверь в неведомое — и с той стороны сюда войдёт она, Незабудка…
Сидя у старинного креста, на пороге этой приоткрытой двери, Мила тихо плакала, украдкой вытирая слёзы, и ничего не могла с собой поделать. Сейчас она поняла кое-что очень важное.
«Теперь я знаю, зачем это всё. Невидимые нити, связывающие нас, единение жизни и смерти в разных мирах… Теперь я знаю! И больше не буду убегать...»
Часть 6
Весь вечер Алиэ не находила себе места. Поговорив с Итилем по телефону, она вроде немного успокоилась, но к ночи какое-то неясное тревожное чувство снова начало закрадываться в сердце.
Волноваться вроде бы было не о чем. Завтрашний день не сулил ничего необычного. Да, приедет «главный по тарелочкам», будет оценивать их работу. Но он получит свои артефакты. Итиль уже готов встретить врага во всеоружии, и вряд ли ему вообще потребуется чья-то помощь. А если вспомнить, какими масляными глазами «главный по тарелочкам» смотрел на Алиэ в прошлый раз, то завтра ей и правда лучше не показываться в лагере, чтобы не создавать лишних проблем. Так что просьба дяди Ярослава пришлась очень кстати. Завтра она под благовидным предлогом посидит дома, поможет дяде Валере с работой, купит в лагерь продукты и хозяйственные мелочи, а послезавтра с самого утра уже будет на месте.
Однако эта спокойная и довольно позитивная картина всё время разбивалась в её сознании о какую-то смутную тревогу. Возможно, есть обстоятельства, о которых она не знает? Но даже если и так, Алиэ была твёрдо уверена, что её принц способен решить любые проблемы. И хотя Лас завтра не сможет ему помочь, рядом будет верный Сэм, а ещё Мила, Эля и Мира — вместе они точно справятся с возможными неприятностями. Впрочем, если случится что-то действительно серьёзное, девочки обязательно позвонят и ей тоже, они уже заранее договорились. Поэтому сейчас надо перестать об этом думать. Пора заняться домашними делами, пока есть такая возможность.
Но вместо того, чтобы отправиться на кухню или в ванную, Алиэ поднялась в библиотеку. Включив свет, она обвела взглядом полки с книгами, идеальный порядок на рабочем столе, выключенный монитор компьютера. Шторы были раздвинуты, и на стёклах играли разноцветные блики городских огней: Итиль не любил завешивать окна на ночь, и сама Алиэ тоже уже успела к этому привыкнуть. В пустой квартире было тихо.
— Я просто скучаю, — удивлённо произнесла она вслух.
Достав из ящика письменного стола тетрадь Итиля, куда он записывал свои стихи, Алиэ начала любовно перебирать страницы. Об этой тетради кроме неё знали только Лас и Сэм. Итиль относил стихотворчество к категории «слишком личное», и делиться этим не любил. Только менестрель иногда мог выпросить у своего друга некоторые баллады для того, чтобы сделать из них песни. Бог весть как ему это удавалось — единственному из всех! Алиэ подозревала, что Итиль уступал просто потому, что их слишком многое связывало, и будь на месте Сэма другой человек, он непременно получил бы отказ.
Вспомнив лицо Семёна — его лукавые зелёные глаза, полускрытые длинной чёлкой пшеничных волос, детские веснушки и дерзкие, как у подростка, манеры — Алиэ невольно улыбнулась. Когда-нибудь все они станут взрослыми и серьёзными, но Сэм, пожалуй, так навсегда и останется ребёнком. Будет вечно блуждать с гитарой по свету, очаровывая девушек, вызывая у парней ревность и зависть, и нигде не задерживаясь надолго. Он — ветер, а ветер должен петь. Вот, пожалуй, эта новая баллада Итиля ему бы очень подошла…
Этот поезд летит и совсем не грохочет по рельсам,
И вагоны его — бесконечный закатный туман.
